Черный буран

В гостиной, заставленной высокими книжными шкафами, Анечка зажгла свечи и увела Тоню умываться с дороги. Григоров, заложив руки за спину, прохаживался по паркету, оглядывая гостиную и невольно отмечая, что здесь за время его долгого отсутствия ничего не изменилось. Те же самые шкафы из дуба, тисненные золотом книжные переплеты, фотографии в застекленных рамках и на стене портрет моложавого генерала. Это был отец Григорова, генерал от инфантерии Илья Петрович Григоров, умерший незадолго до войны, вскоре после кончины своей супруги. В наследство родители оставили единственному сыну большую квартиру на Литейном, богатую библиотеку и горничную Анечку, которая жила у них в семье с детских лет. Чтобы квартира не пустовала и чтобы Анечка была при деле, Григоров пустил к себе на постой своего старинного приятеля, полковника Семирадова, служившего в Генеральном штабе. Сейчас ему хотелось увидеть старинного товарища, поговорить с ним, и он очень жалел, что Семирадова не оказалось дома. Давняя их дружба началась еще с кадетского корпуса и за долгие годы нисколько не изменилась, оставаясь по-мальчишески искренней.

Григоров закурил, уселся в удобное кожаное кресло и долго смотрел на портрет отца, на котором шевелились отблески от свечи. «Как хорошо, папочка, что не дожил ты до нынешнего кабака, — думал Григоров, — честно тебе признаюсь: глядеть на него нет никаких сил».

В это время раздался стук в дверь — осторожный, вкрадчивый. Анечка бросилась открывать и на ходу успокоила:

— Не извольте беспокоиться, Алексей Семенович пришел, он теперь завсегда так стучит…

Григоров следом за Анечкой поспешил в прихожую. Запыхавшийся Семирадов втащил большущий баул из черной кожи, приставил его к стене и сразу же попал в дружеские объятия. Возбужденные, перебивая друг друга радостными восклицаниями, они долго еще топтались в прихожей, пока не перебрались в гостиную, где, усевшись за стол, продолжали удивляться столь неожиданной встрече.

— Как же я рал, что ты приехал! Даже представить не можешь, как ты мне нужен! — Семирадов вскочил и начал быстро ходить по гостиной. — У меня сейчас такое положение! Тебя Бог послал! Но об этом после! После все расскажу. Ты прямо с фронта?

— Фронта, Алексей, больше нет. Подробности пересказывать не буду.

— Наслышан. — Семирадов нахмурился. — Ладно, до утра еще далеко, успеем, поговорим. Утром я должен уйти, но ты меня обязательно дождись и никуда не отлучайся. А теперь давайте за стол. Анечка, угощай…

2

На широком диване с высокой резной спинкой, на котором постелила постель расторопная Анечка, уснула Тоня сразу — словно в яму провалилась. И так же внезапно, от неосознанной тревоги, проснулась. Дверь комнаты была приоткрыта, и в широкую щель между створками она увидела, что Григоров и Семирадов все еще сидят за столом в гостиной, друг против друга. Она хорошо слышала их голоса.

— Этот баул, который я притащил сегодня, — последний, — говорил Семирадов, — а всего их четыре. Видишь, жизнь заставила, я и кожевником стал, сам их сшил.

— И куда ты теперь с ними? Это же не коробки со спичками.

— Куда — вопрос отдельный. А сейчас я тебе расскажу, что в них находится. Пойми, до сегодняшнего дня я все делал в одиночку. Людей как будто подменили, боюсь доверяться. А к тебе, ты сам знаешь, у меня доверие абсолютное. Так, с самого начала…

Тоня слышала, как Семирадов пытается прикурить и ломает спички. Она хотела встать и прикрыть дверь: все-таки неприлично было подслушивать чужой разговор, — но неизвестная сила удерживала ее на месте, и она, широко раскрыв глаза в темноту, слушала возбужденный, быстрый голос Семирадова:

— Как ты помнишь, был у нас такой министр финансов — Сергей Юльевич Витте. Благодаря ему, при поддержке покойного императора Александра Третьего, была проведена денежная реформа. Но Витте на этом не успокоился, он задался целью — ввести в России металлическое золотое обращение, иными словами — дать жизнь золотому червонцу…

— Если ты собрался читать мне лекцию о финансах, то я усну, не сходя с места, — перебил его Григоров и засмеялся.

— Не уснешь. Я, по возможности, кратко. Многие сопротивлялись этому новшеству Витте, против был даже Государственный Совет. Но новый император, наш Николай Второй, решение принял. Металлическое обращение денег было введено. И только благодаря этому шагу после японской войны мы не свалились в финансовую яму. Золотой червонец выручил! Все это понимали, и никто уже не спорил.

— И я не спорю, только спать хочу.