Черный человек. Книга 1

Начальник отдела остановился на пороге, глядя женщине в глаза, потом поздоровался, усадил ее в «личном» углу кабинета и сел напротив. Он редко ошибался в оценке собеседника, поэтому, не ожидая ее вопроса, заговорил сам:

— Будем откровенны, Купава. Вы сильная натура, насколько я знаю, и в разговоре с вами не нужно искать путей обхода острых углов. Ничего утешительного сообщить не могу: он жив, но исчез.

— Кто? — шепотом спросила Купава; глаза ее наполнились слезами.

Ромашин опешил, оставаясь с виду спокойным и доброжелательным. Подумал: кажется, она одинаково беспокоится за судьбу обоих. Во всяком случае, ее вопрос явно не о муже… хотя такой паритет мне абсолютно непонятен. Зачем в таком случае надо было уходить от одного к другому? Захотелось проверить свою силу? Чувства? Впрочем, как говорят философы, единственная действительно непрогнозируемая вещь — женская логика.

— Мальгин исчез тоже, — сказал он ровным голосом.

Купава судорожно вздохнула, погладила живот — машинально, прислушиваясь к себе, потом глаза ее затуманило облачко недоумения.

— Клим? Как… исчез? Почему?

— Он участвовал в операции по перехв… поиску вашего мужа. Подробности вам ни к чему. Оба замечены в Горловине… редчайшем астрофизическом объекте, оставшемся от эпохи инфляционного расширения нашей Вселенной… и открытом вашим мужем. Дальнейшее местопребывание их неизвестно, хотя уверен, что они оба живы.

Купава с заметным усилием справилась с собой, улыбнулась сквозь тоску и внутреннюю боль.

— Простите… думаете, я всегда такая… рева?

— Не думаю, — как можно мягче ответил Ромашин. — Все дело в маленьком, так? — Он кивнул на ее живот.

— Вы проницательны. Но я жду не мальчика — девочку.

— Уже есть имя?

— Нет.

— Хотите, предложу?

Купава недоверчиво посмотрела в глаза Ромашину, мудрые и всепонимающие, и вдруг поняла, что он далеко не молод, хотя с виду выглядит не более чем на тридцать пять — сорок лет. И еще она поняла, что ее успокаивают — ее, всегда гордившуюся своим самообладанием, с насмешкой относившуюся к любому проявлению женской, равно как и мужской, слабости.

— Спасибо, но все же пусть имя дают ей те, от кого это зависит.

— Резонно, — кивнул Ромашин, скрывая улыбку.

— А хотите в ответ выслушать мою историю? Вы не торопитесь?

Ромашин встал, наклонился над столом, негромко произнес:

— Я занят, беспокоить только в ЧП-режиме.

Сел снова.

И Купава вдруг, неожиданно для себя самой, рассказала ему все о себе и о своих отношениях с Мальгиным и Шаламовым…

Несколько минут он молчал, постукивая по столу указательным пальцем, потом поднял голову. Женщина виновато улыбнулась.

— Никогда не думала, что когда-нибудь вот так… ни с того ни с сего разоткровенничаюсь перед незнакомым человеком о наболевшем… но мне больше не с кем делиться… хотя вру, есть такой человек, отец Клима. Но так уж получилось… извините. Клим как-то сказал, уже после… после нашего разрыва: все проходит, но мы остаемся. Я не верила, что эта простая фраза способна мучить больней, чем физическое страдание, особенно когда понимаешь, что во многом была не права… Что-то словно погасло во мне и вспыхнуло вновь, когда я увидела его глаза и поняла, что он все еще любит и страдает, как никто другой, потому что больше всего мучаются и страдают именно сильные люди, просто это мало кто видит. И у меня появился… есть такой термин в медицине: синдром стресса ожидания, — у меня внутри все заледенело и не тает. А самое страшное — я жду их обоих! И люблю обоих… — Последние слова Купава произнесла шепотом, с изумлением и страхом. — Или так не бывает?

— Бывает, — сказал Ромашин. — Но недолго. Рано или поздно выбор делать придется, а сейчас они в равном положении… для вас.

— Не знаю… Марс говорит, что оба они любители острых ощущений и не способны… думать о других.

— Кто это — Марс?

— Марсель Гзаронваль, друг Дана, они вместе работали.

«Вот это сюрприз, — подумал Ромашин изумленно. — Снова Гзаронваль! Теперь только в качестве «друга семьи»… Что же это он отзывается о своем друге так нехорошо? Ладно бы о Мальгине, как-никак «списанный» муж, но о Дане?.. Интересная ситуация, надо бы с ним повстречаться еще раз…»

— Что молчите? — не выдержала Купава.

— По-моему, ваш Марс не прав, Мальгина никак нельзя отнести к любителям острых ощущений. И относить его в разряд людей, мало заботящихся о других, я бы тоже не стал.

— Разве он не может измениться?

— Он — нет, — покачал головой Ромашин. — Хотя я могу и ошибаться. Вам судить о нем, несомненно, легче.

Тишина повисла в комнате, тонкая и хрупкая, как льдинка на стекле. Ромашин сидел, полузакрыв глаза, и Купаве даже показалось, что он задремал, но губы собеседника вдруг шевельнулись:

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Ромашин вспомнил Есенина!..