Черный человек. Книга 1

Пожав плечами, Шаламов, подбадривая себя, пропел дурным голосом: «Где над омутом синеет тонкий лед, там часочек погощу я, кончив лет»[47], — и нырнул в открытую дверь чужого метро.

Боль внезапно отступила, сменилась волной возбуждения, и Шаламов, с трудом пробившись из внутренностей метро наружу сквозь забитый песком, грязью и льдом выход, даже засмеялся, увидев над головой темно-синий купол неба с полосой Млечного Пути.

— Слава богу, дома! Слышишь, Отшельник? Красиво у нас, на Земле? Кажется, вылезли мы где-то в северных широтах, в зоне мерзлоты.

— Я плохо видеть, у вас сильно темнота.

— Извини, я забыл, что ты видишь в другом интервале спектра. У вас, на Маате, тоже не очень-то светло, с моей точки зрения. Теперь держись, я буду действовать по своему усмотрению. Рано или поздно нас, конечно, засекут, поэтому действовать надо быстро, не хочу я объяснений с властями. Одно хорошо, что ты есть не хочешь и на горшок не просишься, это великое преимущество маатан перед людьми.

Понял ли «черный человек» грубоватый юмор Шаламова, неизвестно, но возражать не стал. При свете звезд на фоне земного пейзажа — тундра, край озера, приземистая березовая роща неподалеку — маатанин выглядел настолько необычно, что Шаламов возблагодарил Его Величество Случай за прибытие в полночь. До утра они успеют найти транспорт и упрятать бесформенную глыбу вместе с ее «гнездом». «Черный человек», конечно, не ведьма на метле, но встреча с ним любому нормальному человеку может стоить сердечного приступа: что издали, что вблизи — нечистая сила, да и только!

Шаламов ухмыльнулся и, пристроив на теле маатанина свой скафандровый «динго», превратил того в двухметровый снежный ком. Затем утопил скафандр в озере, приметив место, с неведомым доселе наслаждением искупался сам, хотя вода была по человеческим меркам исключительно холодной, и принялся искать транспорт. Через полчаса дежурный куттер общетранспортной инспекции доставил его к станции метро на Таймыре. Внушив пилоту, что он отвозил влюбленную парочку, Шаламов отыскал кабину для «негабаритных» пассажиров и вышел в Брянске.

Купавы дома не оказалось.

Побродив по комнатам, Даниил сел на кровать и несколько минут размышлял, вспоминая ее поведение в последние дни перед его неудачным «кенгуру», жесты, улыбку и голос. Проснулась головная боль, а вместе с ней древние атавистические инстинкты ревности, обиды и пренебрежение нормами этики. Справиться с ними было нелегко, да и не очень хотелось. В условиях постоянной внутренней борьбы двух психик и медленной, но растущей дезорганизации личности Шаламовым начинали командовать те стороны характера, о существовании которых он и не подозревал и которые остались в человеке от его общих предков по эволюционной лестнице — динозавров и хищных млекопитающих: индивидуализм, высокомерное сознание собственной исключительности, бессердечие и равнодушие. Правда, все эти черты пока еще сглаживались волей, сознанием и запасом лучших человеческих качеств, свойственных Шаламову в прежней жизни, врожденных и воспитанных, но моменты равновесия наступали все чаще и чаще, а сам Шаламов не способен был проанализировать свои мысли и поступки с точки зрения стороннего наблюдателя.

Мелькающие изредка сомнения в правильности принимаемых решений и мысль, что он что-то упускает из виду, что-то делает не так, таяли, как мираж, оставляя в душе саднящий след. И все же спасатель верил в свои силы, нося в себе знания, расшифровка которых позволила бы землянам решить проблему контакта не только с орилоунами и маатанами, но и с загадочными их прародителями, перекинувшими мост между двумя вселенными еще в те времена, когда по Земле бродили мамонты…

«Мальгин, — подумал Шаламов с неприязнью… — Купава может быть только у Мальгина… черт его побери! Он же ее до сих пор любит, это заметно невооруженным глазом. Но, с другой стороны, Клим исключительно щепетилен в вопросах чести, искренне считая меня своим другом. Не может он перемениться вдруг, не тот человек… человек-да. М-да… А с третьей: меня уже могли списать с довольствия, погиб, мол, на Орилоухе, вот и развязали ему руки. Да он из простой заботы о ближнем обязан был забрать Купаву к себе, к тому же и ребенок его…»

Шаламов вскочил, снова сел, но успокоился только после того, как обдумал план дальнейших действий. Хотя во время последней своей встречи с Мальгиным он и был не очень вежлив, тем не менее, помня изречение Бернарда Шоу: «Берегись того, кто не ответил на твой удар», — должником себя не считал. «Ты сам во всем виноват, Клим, — подумал он, — я не отбирал у тебя жену, она ушла сама… по неведомому даже мне зигзагу настроения. А если думаешь, что я этому был дико рад, то глубоко ошибаешься. Это только со стороны кажется, да и тебе самому, что мы остались друзьями, на самом деле мы враги. Жаль, что ты этого не понял раньше. И кстати, мне Купава нужней, она это поняла. Если бы она была необходима тебе, она бы не ушла».