— Я действительно устал… и больше всего от самого себя, а спасти может только перемена обстановки, смена впечатлений и образа жизни. Хотя бы на время, на полгода, скажем. Хочу наконец найти смысл собственного бытия и вернуть то, что потерял. Связывайся с Советом, придумывай любые причины, но завтра я не выйду.
Стобецкий покачал головой, не сводя пристального взгляда с хирурга, хотел что-то спросить, но с видимым усилием передумал. Помолчав, сказал:
— У тебя нет достойного заместителя.
— Заремба справится.
— Этот мальчишка? У него еще молоко на губах не обсохло. — Стобецкий не выдержал взгляда Мальгина, отвел глаза. — Хирург он хороший, но…
— Он хирург от бога, Готард, и ты это знаешь. Иван справится, не держи парня в запасе.
Разговор достиг точки неловкости, оба чувствовали это, разве что у Стобецкого было что спросить у коллеги, а у Клима нет. И директор все-таки не удержался:
— Это правда, что о тебе сообщил Гиппократ?
— О расщеплении «я»? Правда. Вот тебе и главная причина ухода, — оживился Мальгин. — Мне самому нужен врач.
Взгляд Стобецкого стал подозрительным.
— А не ты ли сам ввел эту информацию, чтобы действовать наверняка?
Мальгин засмеялся.
— Я в такие игры не играю. Хотя мне тоже интересно, кто это сделал и зачем. Прощай.
— Погоди, еще один вопрос. — Черты Стобецкого вдруг потеряли директорскую твердость и властность. — Ты же понимаешь, что мне… нам не безразлично, что с тобой происходит. И чем ты займешься.
— Боишься, что я превращусь в подобие Шаламова? — прищурился Мальгин. — Этого не произойдет. Да, благодаря «черным кладам» я обладаю кое-какими знаниями маатан, равно как и возможностями интрасенса, но никогда не применю эти знания во вред людям. Как и Майкл Лондон, между прочим.
— Но вами интересуется безопасность… — Готард прикусил язык.
— Это их обязанность, ничего удивительного. До связи, директор.
Мальгин выключил виом, оставив Стобецкого с его любопытством и сомнениями. Директор имел право сомневаться, потому что некоторым образом отвечал за хирурга, как за его здоровье, так и за последствия его поступков, однако Мальгин ничем не мог ему помочь.
В последний раз совершив обход больных — их было семеро, молодые парни и девушки, все, как один, с травмами черепа, — Клим с удовлетворением отметил, что операции прошли успешно, люди будут жить, не боясь последствий. Грусти в том, что он покидает институт надолго, не было, в воздухе витало обещание удачи, каких-то открытий и невероятных событий, и хандра отступила, словно судьба наконец благосклонно улыбнулась ему.
Полюбовавшись на крошечное существо в руках отца, Мальгин пообещал навестить его к вечеру, отметив ранее неизвестное выражение лица Мальгина-старшего: доброта и удовлетворение светились в каждой его черточке. Дочь Климу не улыбнулась, смотрела пристально и настороженно, совершенно не по-детски, замерев, как только Клим помахал ей рукой. От этого взгляда хирургу стало не по себе, но своих чувств он не выдал, да и мысли его были заняты другим.
Пока он разыскивал по связи Ромашина, позвонил Железовский:
— Ты свободен?
— Как ветер. Вот только навещу Ку… одного человека и могу быть в твоем распоряжении.
— К Купаве ты бы лучше не ходил, — прогудел склонный к прямоте Аристарх, ощупав лицо хирурга проницательными глазами. — По многим причинам.
Клим нахмурился, но математик не дал ему простора для обиды:
— Потом поговорим на эту тему, не по видео. Ну-ка, повернись в профиль.
Мальгин повиновался, ничего не понимая. Железовский хмыкнул.
— Ты своих предков хорошо знаешь?
— Да не очень, всего до десятого колена. — Клим был сбит с толку и не скрывал этого. — Славяне. А что?
— Это видно, что славяне, кто конкретно?
— По именам, что ли? Белорусы, русские, украинцы. Линия по отцу — русские, по матери — украинцы, белорусы. Прапрадед Чурила жил под Рославлем, другой прапрадед — из-под Гомеля…
— Вот оно в чем дело. А я голову ломаю, почему твои экстрасенсорные гены проснулись так поздно — из-за последствий проживания твоих предков в зоне экологического бедствия! О Чернобыле чай слышал? Ну все, жду через час.
Виом погас.
Клим посидел перед «домовым» с ощущением легкого сотрясения мозга, потом встряхнулся и с удовольствием повозился со снарядами в спорткомнате, завершив тренировку боем с «динго». Душ, как всегда, оказал свое благотворное воздействие, заставив тело дышать всей поверхностью кожи. Клим оделся и мысленно помахал Железовскому рукой. Свои решения он менял редко, а тем более не зная, что имел в виду Железовский.
Купавы дома не оказалось. И, как заявил ее «домовой», она со времени последнего посещения дома хирургом так и не появлялась.
— Где же она может быть? — спросил Мальгин, тихо свирепея.