Черный человек. Книга первая

Очнулся он спустя несколько секунд. В голове гудело, сверкало, звенело; перед глазами мельтешили какие-то призрачные лица, геометрические фигуры и цветные пятна — «следы» памяти Шаламова; в ушах шумел прибой странных звуков — не реальных, а мысленных, потому что Мальгин одновременно осознавал, что вокруг стоит тишина. Он повернул голову: Шаламова в кабине не было, его эмкан валялся на сиденье. Голову пронзила острая, как заноза, тревога. Мальгин встал, его шатнуло, в глазах поплыло, но он заставил себя выбраться из кабины. Открывшаяся картина запечатлелась в памяти предельно ярко и четко: Купава, зажавшая рот рукой и протягивающая другую в сторону Даниила; сам Шаламов, пригнувшийся, неестественно растопырившийся, оглядывающийся на недалекие кусты; «черный человек» с орилоунским «глазастым» фантомом; Ромашин в необычном блестящем шлеме и телескопических очках, выглядывающий из-за кустов, и Марсель Гзаронваль, наполовину вылезший из-за обрыва с подводным ружьем в руках.

В ушах Мальгина бесшумно лопнула пленка глухоты, и он наконец услышал жуткую тишину непредвиденной им драмы. Шлем на голове Ромашина был прицельно-расчетным устройством «василиска», а ружье в руках Гзаронваля говорило само за себя.

— Не стреляйте! — крикнул Мальгин, не слыша своего голоса.

Ромашин включил «василиск», гипнолуч накрыл Шаламова и Купаву. В то же мгновение Шаламов ответил на удар, и даже на расстоянии в три десятка шагов Мальгин почувствовал силу ответного пси-удара, обрушившегося на Игната: это было уже не «рычание дремлющего зверя», а смертельно опасный прыжок «рассвирепевшего хищника»! Купава и Ромашин упали почти одновременно, хотя Клим и не понял в первый момент, из-за чего упала женщина. Зато он первым отреагировал на жест Гзаронваля, поднявшего ружье:

— Дан!..

Шаламов остался стоять в прежней позе, вполоборота к нему, словно не слышал окрика, и тогда Мальгин, чувствуя себя так, словно внутри него рвутся мышцы и сухожилия, в три прыжка достиг Гзаронваля и ударил его по руке. Тяжелая металлическая стрела подводного ружья на длинном лине с треском вошла под камень у ног Шаламова. Тот медленно завалился навзничь, прямой, как монумент, будто стрела обладала силой убивать, не прикасаясь.

— Дан!

О, черт! Почему он упал? Стрела же в него не попала… В голове вдруг вспыхнул свет, раздались чьи-то слова:

— Я ведь — огонь, и холод, и… обман… Я — радугой пронизанный… туман…

Кто это сказал?!

Оцепенело Мальгин смотрел, как одетый в плавки Гзаронваль деловито сматывает линь ружья и снова поднимает его к плечу, прицеливается… Зачем? Что он делает?..

— Стой! — шепотом проговорил он.

— Не мешай, слабак, а то очнется, — ответил Гзаронваль спокойно. — Неужели не понимаешь? Ромашин убил в нем человека, а очнется монстр.

— Не смей! — На негнущихся ногах Клим загородил Шаламова.

— Уйди, неудачник! — Стрела ружья угрожающе уперлась в грудь хирурга. — Натворил дел, а другие — расхлебывай. Ну?! — Голос курьера-спасателя был все так же спокоен и равнодушен, он верил в то, что говорил, и это дикое, циничное в данном положении спокойствие возбудило в душе Клима вулкан ненависти и жажду убийства. Прыгнув к Гзаронвалю, он выбил у него из рук ружье и, хотя спасатель мгновенно встал в стойку и приготовился к защите — осознанно, без удивления, он так жил, уверенный в том, что имеет право на исключительность, — с первого же удара уложил его на камни, дав выход ярости и непривычному, никогда не испытанному раньше чувству мести. Остановился, опустошенный, оглядывая страшную картину места боя.

В разных позах на земле лежали четверо: Шаламов, Ромашин, Гзаронваль и Купава, но из них только Купава лежала относительно спокойно, мгновенно уснув от удара гипнолуча «василиска», да еще дочь Дарья в люльке.

И Мальгин вдруг с ужасом понял, что никогда не был и не будет свободен и всегда будет зависеть от взгляда, слова и жеста этой женщины, а его встречи с Карой — всего лишь слабый протест души, попытка обрести смысл жизни и выйти из заколдованного круга несчастливого бытия, куда он запер все свои мечты и чувства после ухода жены. Какие же силы потребуются ему, чтобы и после этих событий остаться для всех «человеком-да»? Где найти эти силы, и кто поможет ему? Не Карой, и не Купава… и не Джума Хан… Снова одиночество? Если можешь, отче, чашу эту мимо пронести…