Черный человек

— Ну, уж одно могу сказать, — проговорил он вдруг, — что ваш всеведущий князь, наверное, не знает, зачем я еду к нему.

Однако Гурлов был настолько уверен, что князь Михаил Андреевич все знает (он этому имел уже частые и выразительные доказательства), что убежденно возразил:

— Не говорите! Может быть, и знает. Я вам повторяю, что это — человек необыкновенный.

Ему самому давно хотелось узнать, зачем Косицкий едет теперь в Вязники, но спросить об этом он не решался. Он подождал — не скажет ли ему сам граф чего-нибудь, но тот заговорил о другом.

Он ехал теперь в Вязники с некоторым уже определенным взглядом на дело, успев выработать его в свое пребывание в городе. Он подробно и внимательно изучил переписку о смерти князя Гурия Львовича, которую местные власти, по тогдашней формуле, предали «воле Божьей». Он знал подробности самого происшествия из рассказов Дуньки. Кроме того, он внимательно прислушивался к тому, что говорилось в городе. Из всего этого у него уже составилась общая, как думал он, картина. Он был крайне польщен возложенным на него в Петербурге поручением и хотел отличиться. Это желание отличиться заставляло его думать день и ночь о деле. Он думал и, сам того не замечая, подбирал факты для подтверждения своих заранее возникших подозрений. Ему хотелось во что бы то ни стало раскрыть виновность князя Михаила Андреевича.

IX

Когда сопровождавший Косицкого огромный поезд въехал на широкий двор вязниковского дома и первый возок с графом и Гурловым остановился у крыльца, это, по-видимому, не вызвало никакого замешательства или смущения. В окнах не замелькало испуганно-удивленных лиц, по двору не забегали, кучера на конюшнях не засуетились.

Косицкий вошел в дом вместе с Гурловым.

— Надо доложить князю, — начал было Гурлов, поздоровавшись с встретившим их дворецким.

— О приезде графа? — подхватил тот. — Князь уже знают.

— Как знают? — удивился Косицкий.

— Вы ведь изволите быть графом Косицким?

— А ты почем знаешь?

— Князь с утра изволили приказать, чтобы все было готово к приезду вашего сиятельства. Для вас и для сопровождающих приготовлены комнаты.

Гурлов посмотрел на Косицкого, как бы сказав ему этим взглядом: «Ну, что я вам говорил?» Косицкий только пожал плечами.

Ему было очень неприятно, что в Вязниках были предуведомлены о его приезде. Впрочем, ничего необыкновенного тут не было. Могли дать знать князю с ямского двора, где были заказаны лошади. Это служило только доказательством предусмотрительности князя, но ничего сверхъестественного в себе не заключало.

Однако вскоре Косицкому пришлось убедиться, что всеведение князя, о котором говорил Гурлов, было действительно сверхъестественным.

Едва граф привел себя в порядок в приготовленной для него комнате, как к нему явился дворецкий и доложил, что князь просит графа наверх, к себе, вместе с секретарем.

Князь принял Косицкого у себя в комнате, одетый по-дорожному, совершенно готовый к немедленному отъезду. На нем были теплые меховые сапоги, шубка на беличьем меху и в руках теплая бобровая шапка. Маленький сверток — по-видимому, с самыми необходимыми вещами — лежал возле него.

«Вот оно что, — сообразил Косицкий, — он собирается уехать. Ну, это посмотрим!»

И сомнение, что слова Гурлова могут оправдаться и князь знает, зачем он, граф, приехал к нему, невольно получило подтверждение.

Однако Косицкий решился повести осторожную игру. В виновности этого князя он не сомневался. Он был убежден, что этот скрывавшийся в Вязниках обездоленный наследник, всю свою жизнь проведший где-то за границей, явился сюда для того, чтобы извести своего богатого родственника и завладеть его состоянием. Это удалось ему. Но возмездие не должно заставлять ждать себя.

Косицкий все уже сообразил и обдумал, только надо было еще до полного доказательства проверить факты на месте и запастись вещественными уликами. Он был уверен, что найдет их в Вязниках. Странности князя, его якобы всеведение и приготовления, сделанные им к немедленному, по появлении Косицкого, отъезду, говорили не в его пользу. Ясно — он был, что называется, начеку и готов был защищаться.

Однако для того чтобы воспользоваться своими полномочиями и употребить над ним власть, у Косицкого не было еще достаточных оснований. Он мог сделать это лишь по исследовании дела на месте, и теперь решил пока действовать дипломатически.

— Вы, кажется, собрались уезжать? — спросил он князя, оглядев его одеяние.

— Волей-неволей придется, — ответил князь.

— Я бы просил вас… — начал Косицкий. — Дело, по которому я приехал…

— Дело, по которому вы приехали, — глядя прямо ему в глаза, повторил Михаил Андреевич, — убийство покойного князя Гурия Львовича.

— А! Вы говорите «убийство»!

— Да. И в нем вы хотите обвинить меня.

— Позвольте! — снова остановил Косицкий. — Я пока думал только, что смерть князя Гурия Львовича была насильственная — и вы сами подтверждаете это своим словом «убийство», — но кто виновник этого, я не знаю и желаю выяснить это, и выясню.

— Едва ли! — сказал князь.

— Почему едва ли? — вдруг вспыхнув, переспросил Косицкий.