Черный дембель. Часть 1 (СИ)

Вошёл в ту самую комнату, что выглядела самой нежилой в доме: где стоял стол и платяной шкаф. Откинул в сторону похожую на огромное полотенце тряпку, лежавшую посреди комнаты — разогнал по углам клубы пыли. Обнаружил в полу крышку люка — как и предсказывал мой «информатор». В доме моих родителей подобных дверок в подземелье не было. Вход в наш погреб находился на улице, около летней кухни. А наличие подвала строители нашего дома не предусмотрели. Поэтому без подсказки я спуск в подпол обнаружил бы не сразу (если бы вообще обнаружил: шарил бы в поисках пленника по сараям и по уличным погребам). Я без проблем сдвинул обнаруженную на люке щеколду (она не проржавела — блестела, как новая).

Открыл крышку и вдохнул хорошо узнаваемые ароматы заброшенного общественного туалета. Позволил запахам из подземелья смешаться с теми, что заполняли воздух в доме. Чесночный душок и табачный дым преобразили подвальное зловоние в стандартную атмосферу жилища бомжей (такой я её запомнил). Я снял берет, бросил его на стол у окна. Опустился на колени, уперся руками в края люка. Заглянул в тёмное подземелье. Увидел внизу декорированные гирляндами паутины ступени деревянной лестницы и серые кирпичные стены. Пол я не рассмотрел: до него не добирался проникавший в подвал через люк свет. Кнопку выключателя или рубильник я не обнаружил. Прислушался: уловил шорох — будто там, внизу, мешковиной провели по стене.

— Илья Владимирович, вы живой? — спросил я.

Ответили мне не стазу.

Но всё же ответили.

Пусть и нехотя.

— Живой, — раздался в темноте подземелья тихий мужской голос.

— Это прекрасно, — сказал я. — Вылезайте из своей подземной норы. Вас реабилитировали, поздравляю. Вас ждёт сегодня встреча с сыном, горячий душ и вкусный ужин. Или вы предпочитаете не душ, а ванну?

Секунд двадцать я слушал только жужжание мух и щебетание птиц за окном.

— Илья Владимирович, вы ещё там? — спросил я.

— Здесь, — ответил тихий голос.

Я снова встал на колени, отряхнул руки и спросил:

— А какого фига вы всё ещё там? Вбирайтесь из своей берлоги! Всё закончилось, вы свободны.

После вновь затянувшейся паузы мужской голос ответил:

— Я не могу. У меня связаны руки. За спиной.

Я выругался: громко, без стеснения. Посмотрел на украшавшую подземелье паутину. Брезгливо скривил губы.

— А освещение у вас там можно включить? — спросил я. — Или мне поискать фонарь?

На этот раз мне ответили сразу:

— Света нет, — услышал я.

— Хреново.

Я встал с колен и прогулялся мимо всё ещё неподвижного блондина в столовую — взял там со стола коробок со спичками. Вернулся в маленькую комнатушку и расстегнул парадный ремень. Снял свой украшенный аксельбантами китель и аккуратно повесил его на спинку стула рядом с лежавшим на столешнице беретом. Взглянул на яркую листву за окном, на белые барашки облаков, что гуляли по голубой глади неба. Вздохнул и вернулся к открытому люку. Снова всмотрелся в темноту — не увидел внизу ни пол, ни пленника. Вновь вдохнул непохожие на аромат рижской «Иоланты» запахи. Упёрся руками в края люка и спустился на три ступени — лишь тогда развернулся на сто восемьдесят градусов и вцепился в грязную лестницу.

Сказал:

— Илья Владимирович, спускаюсь к вам. Я играю на вашей стороне. Пришёл, чтобы помочь вам. Поэтому не сбрасывайте меня с лестницы и не бейте тяжёлыми предметами. Договорились?

* * *

Квест «Освобождение из подземелья директора швейной фабрики» осложнился тем обстоятельством, что руки у Прохорова были не только связаны, но и искалечены. Особенно пострадала при допросах левая кисть директора, которую теперь скрывали окровавленные марлевые обмотки. Спички не идеально, но всё же справились с ролью осветительного прибора. Вот только светили они слабо и недолго. Да и неудобно было ими подсвечивать. Узлы на верёвках я распутывал в темноте, на ощупь (пожалел, что не прихватил из столовой ещё и нож). Неприятные запахи и мягкие прикосновения паутины подстёгивали скорость моей работы. Илья Владимирович мне не мешал: не отвлекал вопросами, пусть и вздрагивал иногда от боли.

При помощи армейской смекалки, грубой силы и нецензурных выражений я всё же извлёк Прохорова из подполья. Взглянул на Илью Владимировича при дневном свете — удивился тому, как сильно он внешне походил на своего сына образца начала двухтысячных годов: те же залысины, та же чёрная с серебристым блеском щетина на щеках и подбородке, густые чёрные брови и карие глаза. Прохоров выпрямился — продемонстрировал мне Артурову сутулость и серьёзный, внимательный взгляд. Я взглянул на покрытую кровавыми пятнами рубашку бывшего пленника, на его штаны и босые ноги, на забинтованную руку. Покачал головой. Придвинул к Прохорову стул — Илья Владимирович охотно занял его. Прохоров прижал левую руку к груди, скривил губы от боли.

— Ну и видок у вас, дядя Илья, — пробормотал я. — В таком наряде вы на… директора фабрики точно не похожи.

— Согласен с тобой… — произнёс Прохоров. — Как тебя зовут?

Он чуть вытянул тонкую шею, всё ещё щурил от яркого света глаза.

— Вы не узнали меня? Я сосед вашей мамы! Сергей Чернов.