Черный дембель. Часть 4 (СИ)

В театр я явился уже перегруженный «полезной и интересной» информацией. Поэтому уже не проявлял особого любопытства. Настя шагала рядом со мной, ни на миг не выпускал мой локоть. Она то и дело здоровалась с празднично наряженными мужчинами и женщинами — те поглядывали на меня с нескрываемым интересом. Я подумал, что моё фото (под руку с Анастасией Евгеньевной Бурцевой) уже через полчаса разлетелось бы по всему интернету, будь сейчас в распоряжении советских граждан мессенджеры из будущего. Настя взвалила на себя обязанности гида: показала мне гардероб, провела мимо буфета. Рассказала, как проще было идти к гримёркам артистов. Призналась, что в детстве всегда просила папу и маму, чтобы они провели её после спектакля за кулисы.

* * *

За пять минут до начала спектакля в зрительном зале не осталось свободных мест. Я невольно прикинул несколько вариантов того, как именно лейтенант Елизаров раздобыл наши билеты — некоторые были вполне в духе историй о «кровавой гэбне». Заметил, с каким нетерпением зрители посматривали на кулисы. Слушал Настин шёпот — Бурцева мне подсказывала, какие моменты следовало приметить в начале спектакля. Я кивал, будто китайский болванчик. Но большую часть Настиных наставлений пропустил мимо ушей. С интересом впитывал в себя царившую в зале атмосферу, разглядывал лица и наряды сидевших рядом со мной людей.

Начало представление мне запомнилось тем, что Настя Бурцева замолчала. Сидя в притихшем зале, я слушал музыку и смотрел на яркие декорации. Пока на сцене не появился наряженный в украшенный серебряной вышивкой светлый костюм Фигаро (в исполнении Андрея Александровича Миронова). Он принял из рук слуги искусственную красную розу, улыбнулся. Уселся на сцену и будто бы загрустил. С этого момента я позабыл о сидевшей рядом со мной Бурцевой — смотрел только на сцену. В прошлой жизни я Андрея Миронова видел только в кино. Театр я посещал нечасто. Да и было это уже в двухтысячных годах, когда крутил роман с актрисой.

На вид Миронову сейчас было лет тридцать. На сцене он смотрелся естественно. Я следил за его действиями, слушал его реплики — чувствовал, что на моём лице то и дело появлялась улыбка. За сюжетом спектакля я не следил. Благодаря Настиным рассказам я его примерно представлял. Но за игрой актёров наблюдал с удовольствием. Наблюдал за Андреем Мироновым, за Александром Ширвиндтом, за Ниной Корниенко, за Верой Васильевой, за Татьяной Пельтцер. Будто смотрел старый советский кинофильм. После просмотра первой части признался Насте, что разделяю мнение её отца: Ширвиндт в роли графа Альмавива смотрелся великолепно.

В начале второй части спектакля Фигаро появился на сцене в красном костюме и в забавной широкополой шляпе. Я почувствовал, как на мою руку легли холодные Настины пальцы — никак на это не отреагировал. А уже через пару минут пальцы оставили мою руку в покое (на сцене в это время началось «судебное заседание»). Я смотрел, как Фигаро с ловкостью танцора перемещался по сцене. И как малоподвижный граф Альмавива будто с ленцой произносил свои реплики. То и дело я слышал смешки в зрительном зале. Несколько раз хохотнула и сидевшая рядом со мной Бурцева — она заворожено смотрела на сцену (точно смотрела спектакль впервые).

По окончании спектакля зрительский зал бурно благодарил актёров овациями, долго не отпускал их со сцены. Я охотно присоединил свои аплодисменты к прочим. Почувствовал, как Настя дёрнула меня за рукав пиджака — увидел, что Бурцева улыбалась. Я не расслышал дословно, что именно она мне сказала. Но общий смысл фразы понял — улыбнулся Насте в ответ, кивнул головой и заверил, что спектакль мне тоже очень понравился. Зрители неохотно вставали со своих мест. Поднялись и мы. Но проследовали не к выходу из зала — Бурцева повела меня к дверце около сцены: мы с ней ещё в машине договорились, что она проведёт меня к гримёркам актёров.

* * *

Минут пять мы брели по плохо освещённым коридорам. Встречали по пути людей — те нас словно не замечали: будто мы были обычной частью суеты, царившей в театре после спектакля (за пределами сцены). Настя с кем-то здоровалась — те люди ей отвечали, и деловито спешили по своим делам (они вряд ли понимали, кого именно приветствовали). В воздухе витали запахи свежей древесины, гуталина, плесени и табачного дыма. Что-то где-то скрипело, падало и трещало; звучали мужские и женские голоса: споры, ругань, смех. Мне показалось, что я очутился не в театре, а на рынке. Настя указывала дорогу — я шёл за Бурцевой, будто ледокол: все прочие, кто оказывался у нас на пути, сворачивали в стороны, обходили нас (протискивались впритирку к стенам).