Единственное в этой части города бомбоубежище высшего класса защиты не было наследием. Нет, это был новодел. Его построили всего семь лет назад, в эпоху крушения последних иллюзий о мирном сосуществовании с «цивилизованным миром». Тогда, в начале десятых годов, когда короткая разрядка сменилась новым раундом конфронтации, в России развернулась амбициозная программа по укреплению гражданской обороны. Несмотря на кризис в экономике, с легкой руки власти миллиарды выделялись на строительство новых защитных сооружений и приведение в порядок старых.
Сам Демьянов предпочел бы, чтоб эти деньги пустили на чтото другое. Спору нет, защита — дело нужное. Но как-то трусливо это, мелкотравчато — вместо того чтобы приводить в порядок ядерный меч, зарываться под землю в ожидании бомбежки. А ядерный арсенал постоянно съеживался как шагреневая кожа.
Объект под номером 28-В был крупнейшим за Уралом гражданским бомбоубежищем. Краем уха Демьянов слышал, что проект оценивался в сумму с шестью нулями в долларовом исчислении. Разумеется, кто-то отпилил от нее по сладкому кусочку себе, жене, свату, брату и т. д., как всегда у нас бывает. Но убежище все же построили, и не абы какое. Рассчитано оно было на укрытие персонала аж шести научных учреждений, находящихся в десяти минутах ходьбы от него.
Первоначально убежище и находилось на балансе некоего НИИ, но после каких-то пертурбаций городские власти, не мудрствуя лукаво, спихнули его ближайшей мало-мальски крупной организации. Той самой базе.
Время шло. Подобно многому в стране, объект лишился высочайшего внимания и начал приходить в запустение. Говорят, тушенка, сгущенка и пряники пролежали на складе НЗ всего один день, во время приемки объекта комиссией из Москвы, а после благополучно вернулись в столовую. Потом потихоньку исчезла солярка со склада ГСМ. За ней последовали лекарства из коллективной аптечки, а также все мало-мальски ценные и малогабаритные предметы. Стоит ли говорить, что никто не стал восполнять пропажи. Даже на двери и проводку давно заглядывался завхоз.
Самостоятельно поддерживать убежище в рабочем состоянии МУП «Автобаза № 4» не считала нужным, да и не могла физически. А из бюджета на это не собирались давать ни копейки.
Демьянов догадывался, что "Объект 28" - единственный в своем роде. По многим причинам.
Отдельно стоящие убежища - вообще редкость. Обычно их делают встроенными, в подвалах зданий. Там дешевле. В конструкции убежища тоже имелись большие расхождения с тем, что требовал закон. Взять хотя бы электромоторы ворот убежища - делающие их бесполезными при отрубании электросети. В подземных переходах убежищ ГО не устраивают - максимум ПРУ [1]
– и даже запасные выхода из убежищ не делают выходящими в подземные переходы.Одних только нарушенных СНиПов [2]
- в части капитального строительства - Сергей Борисович насчитал штук десять. И в то же время строительные материалы выглядели дорогими и импортными. А все оборудование - на момент установки - тоже было "с иголочки". Будто кто-то выбрал в заводских прайс-листах самые дорогие образцы всего, не считаясь с ценой. Даже сантехника была почти вся импортная.Демьянов подозревал, что тут что-то нечисто, и где-то тут порылась собака. Похожая на одного из тех людей в погонах, у которых комнаты набиты наличными и даже стены в туалете обклеены ими же. Как будто кто-то - имеющий большое влияние, но не очень высокую компетентность, готовил убежище института "под себя", используя положение и власть. И произвольно изменил некоторые параметры в сторону "удобства" и даже "шика".
Но что-то не срослось. И тот, кто оплачивал банкет, возможно, отправился совсем в другое "убежище", но с похожими деревянными нарами. Институт закрыли. А убежище спихнули куда смогли, чтоб отвести от себя ответственность.
Демьянов знал, ему лично за это ничего не сделают. В конце концов, автобаза не могла своими силами проводить тут перепланировку. А поддерживать в готовности на минимальном уровне - это он как раз и делал.
Сверх этого Сергей Борисович старался не забивать голову этой подземной хреновиной. Он просто хотел доработать до пенсии на непыльной работе (имея еще одну, более пыльную, но более денежную).
В этот день тысячелетняя история державы, до сих пор по недоразумению занимавшей большую часть Евразии, должна была закончиться навсегда. Быстро и почти безболезненно.
Это была необычная война. Она не подразумевала ни постепенного стягивания сил к границам, ни долгих бомбардировок городов, ни изнуряющей морской блокады. Стране-жертве не позволялось провести мобилизацию, эвакуацию с рассредоточением, светомаскировку и развертывание гражданской обороны.
У нее не было даже права на капитуляцию. Кто принимает почетную сдачу в плен у дикарей? Ведь у обитателей Северной Евразии, как когдато у аборигенов Северной Америки — ирокезов, шошонов или команчей, — не было никаких юридических прав на свои охотничьи угодья. Все договоры с ними суть клочки бумаги, филькины грамоты, соблюдать которые цивилизованному человеку нет нужды.