Чёрный Дьявол

Зеленым морем дыбилась тайга. Жарко полыхало солнце, зной и томление. У всех забот — полон рот: не успели отсеяться, как подошла пора полоть хлеба и овощи, а там и окучка картошки. Работали с восхода до заката солнца. Некогда было за детьми присмотреть. А они играли на берегу речки, рылись в дорожной пыли.

В один из таких страдных дней трехлетняя Ирка Розова и Гурина Галька, той сравнялось уже пять, пекли на песке песчаные шаньги. Угощали друг друга. Заигрались, не заметили красного волка, который выскочил из-за кустов, схватил Ирку за холщовое платье и понес через реку в тайгу.

— Волк. Волк. Унес Ирку! — подняла крик Галька, прибежав в деревню.

К счастью, большинство мужиков были дома. Выскочил с берданой Гурин, за ним Козин, сбежались другие; прыгнули в телегу, бросились в погоню. У сопок преследователи разбежались. С Розовым рядом оказался Федор. Они первыми взбежали на крутую сопку и услышали рычание. А потом тишину разорвал крик:

— Мама-а-а-а-а-а!

Розов метнулся на крик и увидел бегущую к нему дочку. Схватил на руки, начал шарить по телу — искал раны. Но тут же отпустил девочку, увидел на склоне сопки зверя. Сорвал затвор с предохранителя и вскинул бердану. Крикнул:

— Черный Дьявол!

Федька помешал — отвел ствол в сторону.

— Погоди, тут кто-то хрипит. Кого-то Дьявол задавил.

В кустах они увидели издыхающего волка.

— Дьявол его придушил, — сказал Федор и выстрелил вверх.

Сошлись охотники. Розов заорал на Козина:

— Вот этот дурак не дал убить Дьявола!

— За что ты хотел его убить? За то, что он спас твою дочь?! — спросил Гурин.

— Точно. Убить. Сколько он нам хлопот доставил!

И снова пошли разговоры:

— Пришел к нам Черный Дьявол. Год не было. Где-то жил?

— Не забулгачил бы опять. Не привел бы в зиму волков.

— Сложна душа собачья: то волков водил, то давит их, ребенка спас.

— Мужицкая сложнее. Розов за грош продался Безродному, сподличал. Безродный хапает что можно… — говорил Ломакин.

5

В ночь Безродный ушел на солонцы за изюбром. С вечера звери не пришли, он в полночь возвращался домой. Увидел табун около овсов Гурина — пастух спал где-то в шалаше, — взял да и загнал его в овсы.

С пантовки из тайги возвращался Ломакин и все видел. Утром с понятыми он пошел на Гуринские овсы. Все было смято и потравлено. Ломакин ударил в колокол, что висел на столбе сходного места, собрал народ. Там все и рассказал. На сход вызвали Безродного и Розова. Первым заговорил Ломакин:

— Ну, вот что, паря, хватит. Безродный потравил нароком овес, Розов стравил волкам Гуринских овец.

— С чего ты такое взял? — вскипел Розов.

— А с того, что на твоем огороде работник окучивал картошку и нашел обгоревший ичиг с пришитыми к нему лапами. Твоя работа. Все. Говорить нам много нечего, так и порешим: сегодня же Розов гонит в Гуринский двор овец. Безродный платит ему за потраву. Цена потраве двести рублей серебром. Голосуем, други.

Безродный рванулся, чтобы выйти из круга людей, но его придержали, не дали уйти. И все это молча, без крика. Лишь глаза выдавали то, что накипело в людях.

— Так, господин Безродный, платишь ли ты за потраву? — тихо спросил старшина Ломакин.

Безродный сквозь зубы выдавил:

— Плачу.

— Тогда деньги на кон. Не вздумай юлить. В нашей деревне живешь.

Безродный шел со схода, сжимая кулаки. Будь его сила, он тут же пристукнул бы Гурина, Федьку бы повесил за ноги на сук, пусть бы посушился день-другой. Сколько они ему крови перепортили, и все приходится терпеть. А что делать? Калину убил — от пристава получил нагоняй. «Хватит! — орал пристав. — Ты знаешь, ежели бы высшее начальство прознало про это убийство — беда. Сорок человек пришло с оружием. Да ты думаешь своей башкой, что это и как? Народ бурлит. Если еще тронешь кого — каторга».

И решил Безродный: надо затихать на время, чуть дать слабинку. На панты повысить цены, сбросить цены на товары.

Дома он места не мог найти себе. Постоянно придирался к Груне.

Не выдержала она, сказала:

— Знаешь Степан, невмоготу мне жить с тобой. Противен ты мне! Не могу я больше выносить всего. Ох, как ты мне противен!

— Убью! На куски разорву!

— Да ведь я того и жду. Убей или разорви. Людям противна, себе противна. Жить больше не могу.

— Сука ты, а не баба. Другая радовалась бы такой жизни, а ты нос воротишь.

— Такой уж родилась. Завидую другим бабам: хоть и гнутся на пашнях, работают не покладая рук, но честны. Перед людьми и богом чисты.

6

Пора сенокосная, тяжкая, нудная, но любит ее мужик. С детства полюбил он эту пору: запах трав, вжиканье кос, крепкий сон под травной крышей. Там и тучки виднее, и небо шире, а уж мечты — им конца и края нет. После обеда лечь в тень и слушать перезвон кузнечиков, ощущать тихую ласку ветра и вот так задремать. А потом, после сна, отбил косу и пошел косить, оставляя ровные рядки сочных трав. А здесь, в Приморье, травы душистые бывают и с полынной горечью. Но где есть такие травы, где такая жизнь, чтобы хоть чуть-чуть да не горчила…