Черный дневник

Никто не открывает.

Ну как так? Волна негодования вновь накатывает. Неужели этот придурок совсем не чувствует момент?

– Вот куда его понесло в такую рань?

Динь-дон.

Вика прислоняется ухом к двери.

Тишина.

Никого.

Наверное, он собрался стать полицейским и сейчас сидит на тех самых спецкурсах, которые посещают инспекторы, желающие перестать чувствовать ситуацию и разбираться в моменте.

Уйти?

Подкараулить на улице, дождаться его возвращения и потом вновь подняться, чтобы все произошло как запланировано?

Глупость!

Вика не была глупой. Наивной, да. Но не дурочкой.

Она вставляет ключ.

– Ничего, мой хороший, значит, подождем твоего папашу дома. Это, кстати, теперь и твой дом тоже.

Она не раздеваясь проходит на кухню.

– Сейчас будем пить чай.

Вика отдергивает занавеску.

– Ты какой любишь?

Она говорит, продолжает гладить живот и привычным движением достает из шкафчика упаковку чая.

– Я вот обожаю ягодный. Но только без сахара. Не против, если мы с тобой выпьем ягодный?

Вика набирает чайник и ставит на плиту.

Она снимает сапоги, к слову, мамины. У них с отцом хватает денег на новую обувь, но Вика предпочитает носить именно мамины.

Вика ставит сапоги под стол и смотрит на пепельницу.

– Все, мой хороший, мамочка больше не курит. И думаю, – она подмигивает сама себе и улыбается, – у меня получится уговорить твоего папу тоже бросить эту гадость.

Вика замечает, что один из окурков в переполненной пепельнице все еще тлеет.

Недокуренный синий «Винстон».

– Влад? – Она пробегает взглядом по потолку от угла до угла. – Владик! Ты дома?

Нехорошие мысли закрадываются в ее голову.

Он, наверное, не один.

Он.

Наверняка не один.

Вика сегодня ночевала у себя. Значит, он, предатель, привел сюда какую-то девицу.

– Поэтому не открывал мне дверь?

Вика мгновенно перемещается в спальню.

Она, естественно, не успевает оценить всю абсурдность своего дурацкого предположения. Нелепость. Ведь у нее же есть ключи, она же беспрепятственно может зайти в любое время. И он миллион раз клялся, говорил, что любит только ее.

Пусто.

В спальне никого.

Девушка возвращается на кухню, по пути смеясь над своей детской подозрительностью и недалекостью.

– Это все моя мнительность, сынок. Не обращай внимания, малыш. Мама у тебя не сумасшедшая.

Ее взгляд скользит через открытую дверь в соседнюю комнату.

Лицо Вики бледнеет.

Еще мгновение, и она потеряет сознание.

Ее рот что-то произносит, но слова не получаются. Звуки словно залетают снаружи внутрь.

– К-к… как?

Вика хватается за живот.

Ее сейчас стошнит. Голова вот-вот взорвется изнутри. Мурашки бегут по коже. Она мотает головой. Рот без звука произносит, умоляет: «Нет-нет, пожалуйста, нет, только не это».

Девушка скользит спиной по стене. Ужас застывает на ее лице. Она садится, ее ноги отказываются стоять.

Вика второй раз за день рыдает.

Сквозь слезы, в мутной картинке ее глаза различают пугающий силуэт. Что-то подвешено на потолке.

Оно висит прямо напротив окна. Висит в солнечных лучах. Оно слегка раскачивается.

Веревка еле слышно, тоненько поскрипывает под тяжестью груза.

Это.

Что-то большое.

Это человек.

– Влад… Зачем? – шепчут ее губы.

Вика надрывно мычит.

Зубы сами сжимаются и больно давят друг на друга. Вот-вот верхний ряд раскрошит нижний.

Веревка поскрипывает.

Девушка падает на колени и закрывает руками голову. Ладони с силой упираются в виски. Пальцы впиваются в волосы, и крик отчаяния вырывается у нее из груди.

Жизнь несправедлива.

Подвешенный за шею, ее любимый, отец ее будущего ребенка болтается посреди комнаты.

– Владик!

Вика зовет на помощь, но ее голос растворяется в пустоте.

Все звуки испаряются.

Она словно наблюдает за происходящим через двойное звуконепроницаемое окно. Словно она погрузилась под воду. Словно это все вообще не с ней. Это просто второсортное кино. Дурацкий фильм, в котором вдобавок забыли прикрепить звуковую дорожку.

Девушка слышит лишь ритмичные пульсации в ушах.

Тук-тук. Тук-тук.

Все краски постепенно исчезают. Все звуки растворяются.

Тук-тук. Тук-тук.

Лишь ритмичные постукивания.

Она больше не слышит свой крик. Она не слышит и свист чайника, который задорно оповещает, что вода закипела, который приглашает гостей на кухню пить ягодный напиток.

Свист вырывающегося потока пара смешивается со звоном в ушах и растворяется в глухой пустоте.

Тук-тук.

Вика закрывает глаза.

* * *

Ритмичные глухие удары прекращаются. Звук бубна в последний раз отдается эхом и смолкает.

Молодой шаман садится.

– Не получается. Образы слишком размыты. Я не могу.

Обрывает себя на полуслове. Он открыл глаза и увидел, что вокруг костра собрались, помимо него самого и учителя, еще с десяток незнакомых шаманов. Они все следят за его движениями. Ждут.

– Что происходит? – спрашивает парень шепотом у своего учителя. – Кто все эти люди?

Вместо ответа старик сминает между ладоней очередную охапку листьев, бросает их в костер и делает многозначительный жест, мол, хорош болтать, продолжай.

* * *

Вика заходит в комнату.

Ноги подкашиваются при каждом шаге. Девушке трудно стоять. Ей трудно дышать. Она не может определить, то ли это у нее в ушах звенит, то ли это свист чайника на кухне.