Черный доктор

— Вы, знаете, улыбались во сне… Такого раньше не замечалось. А?… Угадал? Ля фам? Статика перешла в динамику? — Он сделал движение, будто хлопнул по плечу стоящего перед ним невидимого собеседника. — Молодцом! Давно бы так!.. Тем более что…

Динозаврик, вспомнив о чем-то, забегал по номеру. Извлекал из разных углов комнаты собственные вещи и укладывал в чемодан. В паузах между болтовней он казался чрезмерно озабоченным и даже слегка печальным.

— Тем более что номер — на целых двое суток! — в вашем распоряжении! Я, знаете, решил пораньше покинуть вас. Страшно соскучился. Домашний человек что вы хотите! Поеду по пути куплю гостинцев и — на вокзал. Так сказать, сюрпризом — к родному очагу. Люблю, знаете, сюрпризы делать. Представляете, вас ждут через пару дней, скучают, а вы — вот он!.. Само собой гостинцы и прочее…

РЖАВЫЙ КУЛИК

Утром жена приводила в порядок мой любимый коричневый костюм, вынула из нагрудного кармана ресторанную салфетку.

— Хорош ты был вчера, Куликов, фирменный салфет со стола увел. — Она развернула жесткий накрахмаленный квадрат. — Так, попробуем разобрать письмена на кабацких скрижалях. «Сияние Севера», ну, это точно не ты вышивал, я бы заметила. А вот — чернилами… Слушай и вспоминай. Кажется, начало трактата:

«Пангоды — ржавый кулик на болоте.

Звездный штандарт над языческой речью…»

— Кулик! Я всегда тебе говорю: не запивай коньяк шампанским. Учти, завтра будет только чай с тортом. Ты успеешь?

— Успею…

— Смотри. Мы с Вовкой спать не ляжем, будем ждать. Он ведь даже друзей не пригласил, так и сказал: только семья. Как отрезал. Совсем взрослый стал «куличок» наш… Не опаздывай.

— Ну что, берем? — спросил Борька, дизельная душа, смеясь и тормозя, когда неизвестно откуда — то ли из зарослей багульника, то ли из редкого чахлого березняка — на обочине дороги появилась девичья фигура, одетая в джинсы и штормовку, обутая в низкие резиновые сапожки.

До Пангод оставалось совсем немного. Августовский день заканчивался отсутствием теней и оттенков. Наверное поэтому девушка сливалась с кустами поблекшего иван-чая, с серыми стволами лиственниц, с белесой песчаной дорогой. Две поджарые собаки, стальная и рыжая, проводили ее до кабины и, не оглядываясь, неторопливо потрусили в сторону от трассы, быстро исчезая в ягельном мареве.

— Твои собачки, что ль? — фамильярно спросил Борька, хохляцкая морда, мгновенно оценив социальный статус незнакомки.

— Нет, — не принимая тона, ровно ответила девушка, — из тундры пришли. — Она откинула капюшон выгоревшей штормовки, аккуратно убрала за плечи рассыпчатые пряди песочных волос.

— Ого!.. — не удержался Борька и долго посмотрел на девушку. Не обнаружив обратной связи, продолжил, оправдывая восклицание: — Так это ж одичавшие собаки, хуже волка бывают. И много ты с ними прошла?

— Километров пять, — так же бесстрастно сказала девушка.

— Смотри, а? — Борька хохотнул, глядя на меня и кивая на мою соседку по сиденью: — Природа-мать! Ты, вообще, откуда?

— Родом? Из Лабытнаног. Работаю в Пангодах.

Отвечая, она лишь слегка поворачивала голову в сторону собеседника, добирая до вежливости ресничным движение продолговатых глаз.

— В РСУ, наверное, работаешь, маляром?

Девушка кивнула.

— Много там ваших работают, целыми выводками. А переведи-ка ты мне, пожалуйста, что будет по-вашему, по-ненецки, что ли, само это слово Лабытнанги? — Привыкший к словоохотливым студенткам стройотрядовкам, которых множество повозил в это лето, Борис уже почти потерял интерес к попутчице. Ну что, искупаемся? — Он свернул с дороги в небольшой карьер, заполненный водой. — Посиди, красавица, мы сейчас. Всегда здесь останавливаемся. Пять минут, нырнем-вынырнем, дальше поедем. Духота…

— Семь лиственниц, — почти прошептала, прошелестела перевод девушка, ни к кому не обращаясь.

Борька лихо подъехал близко к воде, и передние колеса машины прочно увязли в мокром песке.

Борька вдоволь наматерился и ушел в сторону трассы — нужна была другая техника, чтобы вытащить нашего бедолагу.

Он долго не возвращался, быстро смеркалось, и мы с Анной — так звали девушку — развели небольшой костер.

Она рассказала, что каждую субботу ходит из Пангод к родственникам в стойбище, что здесь недалеко, километров восемь от трассы. Часть пути, если повезет, проделывает на попутках. Утром надо быть на работе, и если Борис еще долго не найдет машину, она пойдет пешком, по короткой дороге, прямо через вон тот перелесок.

Я признался, что впервые общаюсь с ненкой и очень мало знаю о ее народе — по сути только то, что иногда печатают в местных газетах и показывают по центральному телевидению, то есть практически ничего. Что-то на меня нашло, и я, как бы шутя, рассказал то, что было на самом деле, — я рассказал, что до последнего часа представлял всех женщин коренных северных народов низкорослыми, скуластенькими, с черными прямыми волосами. Что, как ни странно, типичный их образ для меня — молодая девушка в кирзовых сапогах, строительной робе, заляпанной известкой и краской.

Аня грустно улыбнулась:

— А сколько живешь здесь, в наших краях?

— Почти двадцать лет…