Черный дом

Она пересекает комнату в мареве бренди и наркотиков, босые ноги шагают по когда-то пушистому, а теперь лысому ковру: мать, потерявшая единственного ребенка. Открывает дверь в туманный летний вечер и ничего не видит, потому что смотрит слишком высоко. А потом кто-то шуршит на коврике.

Кто-то, кто-то черный, смотрит на нее снизу вверх яркими, изучающими глазками. Это ворон, ворон из стихотворения Эдгара По пришел к ней в гости.

– Господи, меня глючит, – бормочет Тэнзи, пробегая пальцами по жидким волосам.

– Господи! – повторяет ворон с коврика. Потом добавляет: – Горг!

Если б Тэнзи спросили, она бы сказала, что не испытывала никакого страха (спасибо наркотикам и бренди), но это не так, потому что она вскрикивает и отступает на шаг.

Ворон быстренько перепрыгивает через порог на вылинявший лиловый ковер, по-прежнему глядя на Тэнзи яркими глазками. На перьях сверкает каплями сконденсировавшийся туман. Он прыгает в глубь комнаты, останавливается, отряхивается. Оглядывается, как бы спрашивая: «Как я выгляжу, дорогая?»

– Уходи, – говорит Тэнзи. – Я не знаю, кто ты, существуешь ли на самом деле, но…

– Горг! – настаивает ворон, потом распрямляет крылья и начинает летать по гостиной трейлера – кусочек ночной тьмы. Тэнзи вскрикивает, закрывает лицо руками, но Горг к ней не приближается. Садится на стол, рядом с бутылкой.

Тэнзи думает: «Он просто заблудился в тумане. Возможно, он бешеный или у него орнитоз, который разносят птицы. Надо пойти на кухню и принести швабру. Выгнать до того, как он тут все засрет…»

Но кухня слишком далеко. В ее состоянии – за сотню миль от Френч-Лэндинга, где-нибудь в районе Колорадо-Спрингс. И возможно, ворона нет вовсе. Мысли об этом чертовом стихотворении вызвали галлюцинации, вот и все… стихотворение и потеря дочери.

Впервые боль пробивается сквозь туман, и Тэнзи передергивает: боль обжигает огнем. Она вспоминает маленькие ручки, которые иногда обнимали ее за шею. Крики в ночи, которые будили ее. Запах детского тельца после ванны.

– Ее звали Ирма! – кричит она галлюцинации, устроившейся около бутылки. – Ирма – не гребаная Линор, что за глупое имя – Линор. Давай поглядим, сможешь ты сказать «Ирма»?

– Ирма! – покорно каркает ворон, изумляя Тэнзи до глубины души. И глаза, поблескивающие глаза словно втягивают ее в себя, как глаза древнего моряка из другого стихотворения, которое ей задали выучить, но она так и не выучила. – Ирма-Ирма-Ирма-Ирма…

– Прекрати! – не хочет она слушать галлюцинацию. Совершенно не хочет. Имя ее дочери срывается с клюва, словно вымаранное в грязи. Она хочет закрыть уши руками, но не может их поднять. Слишком тяжелые. Ее руки прилепились к плите и холодильнику (который дышит на ладан) в Колорадо-Спрингс. Она может только смотреть в эти черные глаза.

И ворон смотрит на нее, шевелит крыльями. Они трутся о тело с неприятным скрипом, и Тэнзи думает: «О, вещун! Молю – хоть слово! Птица ужаса ночного!»

В груди у нее холодеет.

– Что ты знаешь? Чего ты пришел?

– Знаю! – каркает Горг, клюв опускается и поднимается, опускается и поднимается. – Иди!

Он ей подмигивает? Святой Боже, он ей подмигивает?

– Кто ее убил? – шепчет Тэнзи Френо. – Кто убил мою девочку?

Глаза Горга не отрываются от нее, превращают в жука или булавку. Медленно, как во сне (но это действительно происходит, на каком-то уровне сознания она это знает), Тэнзи подходит к столу. Ворон наблюдает за ней, притягивает ее к себе. «Там, где ночь царит всегда, – думает она. – Там, где всегда царит гребаная ночь».

– Кто? Скажи мне, что ты знаешь?

Ворон смотрит на нее блестящими черными глазами. Клюв открывается и закрывается, показывая красное внутри.

– Тэнзи! – каркает Горг. – Подойди!

Пол уходит из-под ног, она падает на колени, до крови прикусывает язык. Алые капли пачкают футболку с буквами У и В на груди. Теперь ее лицо на одном уровне с головой Горга. Она видит, как одно крыло скользит вверх-вниз по бутылке, словно лаская ее. От Горга пахнет пылью и тысячами дохлых мух. Его глаза – черные иллюминаторы, смотрящие в другой мир. В ад, возможно. Или Шеол. Как кому нравится.

– Кто? – шепчет Тэнзи.

Горг вытягивает шею, пока клюв не достает до ее уха. Начинает шептать, и вскоре Тэнзи Френо уже кивает, жадно ловя его слова. Свет разума уходит из ее глаз. Когда он вернется? О, я думаю, мы все знаем ответ на этот вопрос.

Никогда, не так ли?

Глава 16

Без четверти семь вечера. Френч-Лэндинг затянут туманом, но спокоен, хотя у многих его жителей нелегко на сердце. Спокойствие долго не продлится. Однажды начавшись, соскальзывание надолго не останавливается.

В «Центре Макстона» Шустрик не спешит уходить домой, и его решение продлить рабочий день не вызывает удивления, если учесть неспешный, а потому действительно возбуждающий минет, который делает ему Ребекка Вайлес, пока он, раздвинув ноги, сидит в кресле своего кабинета.