Черный дом

Но, пролежав в постели час и выключив лампу на прикроватной тумбочке, Джек не может спать. Лица и голоса перемещаются в его голове, словно обезумевшие стрелки часов. Или лошадки карусели в пустынном парке развлечений.

Тэнзи Френо: «Выведите монстра, который убил мою девочку».

Нюхач Сен-Пьер: «Поглядим, как все обернется».

Джордж Поттер: «Это дерьмо проникает внутрь и выжидает. По-моему, полностью избавиться от него невозможно».

Спиди, голос из далекого прошлого, услышанный по телефону, который в год их встречи казался выдумкой писателя-фантаста: «Привет, Странник Джек… Скажу тебе, как один копписмен другому: сынок, я думаю, тебе надо заглянуть в личную ванную чифа Гилбертсона. Немедленно».

Как один копписмен другому, именно так.

И чаще всего, снова и снова, Джуди Маршалл: «Не говорить, что заблудилась и не знаю, как вернуться… а продолжать идти».

Да, продолжать идти, но куда? Куда?

Наконец, он поднимается, выходит на крыльцо с подушкой под мышкой. Ночь теплая. В Норвэй-Вэлли последние остатки тумана, который там так и не сгустился, унес легкий восточный ветерок. На мгновение замявшись, Джек спускается по ступенькам, в нижнем белье. Крыльцо его не устраивает: там он нашел дьявольскую посылку с вырезанными из пакетиков сахара птичками.

Он проходит мимо пикапа, мимо кормушки для птиц, на северное поле. Над ним миллиарды звезд. В траве стрекочут цикады. Тропа, проложенная им в траве, исчезла. Но возможно, он зашел на поле в другом месте.

Чуть отойдя, он ложится на спину, подкладывает подушку под голову, смотрит на небо. «Побуду здесь немного, – думает он. – Побуду немного, пока голоса-призраки не покинут мою голову. Побуду здесь немного».

С этой мыслью он начинает дремать.

С этой мыслью засыпает.

Над его головой рисунок созвездий меняется. Он видит, как образовываются новые созвездия. Какое заняло то место, где прежде располагалась Большая Медведица? Священный Опопанакс? Возможно. Он слышит приятный, мерный скрип и знает, что это ветряная мельница, которую он видел этим самым утром, тысячу лет тому назад. Ему нет нужды поднимать голову, чтобы убедиться в этом, ему нет нужды смотреть туда, где стоял его дом. Он и так знает, что увидит там всего лишь сарай.

Скрип… скрип… скрип: широкие деревянные лопасти вращает все тот же восточный ветерок. Только теперь ветер этот неизмеримо более приятный, неизмеримо более чистый. Джек касается пояса своих трусов и ощущает грубую ткань. В этом мире нижнее белье совсем другое. Изменилась и его подушка. Поролон превратился в гусиный пух, но подушка от этого стала только мягче. Так что голове на ней куда удобнее.

– Я поймаю его, Спиди, – шепчет Джек новым созвездиям. – Во всяком случае, попытаюсь.

Он спит.

Просыпается ранним утром. Ветра нет. Там, откуда он пришел на поле, вдоль горизонта тянется яркая оранжевая полоса: солнце вот-вот встанет. Тело затекло, ягодицы болят, все влажное от росы. Мерного скрипа нет, но Джека это не удивляет. Едва раскрыв глаза, он понимает, что вновь находится в Висконсине. Он знает кое-что еще: можно вернуться. В любой момент. Настоящий округ Каули, параллельный округ Каули, перебраться из одного в другой труда для него не составляет. Сознание этого наполняет его радостью и ужасом. В равных долях.

Джек встает и босиком идет к дому, с подушкой под мышкой. По его прикидкам, всего пять утра. Три часа сна, и он будет готов на любые подвиги. На ступеньках крыльца он прикасается к хлопчатобумажным трусам. Хотя кожа влажная, трусы практически сухие. Большую часть тех часов, которые он проспал под открытым небом (как проводил многие ночи той осенью, когда ему было двенадцать), их на нем не было. Они находились в другой реальности.

– В Земле Опопанакса, – говорит Джек и входит в дом.

Когда он просыпается в восемь утра, солнечные лучи уже вовсю бьют в окно. Джек готов поверить, что его последнее путешествие было сном.

Но в глубине сердца знает, что нет.

Глава 18

Помните фургоны телевизионщиков, въезжающие на автостоянку около полицейского участка? Попытку Уэнделла Грина повести за собой толпу, прерванную ударом ручного фонаря патрульного Храбовски? Удар, который вырубил газетчика? Репортеры, сидевшие в фургонах, конечно же, свое дело знали и, увидев происходящее на автостоянке, не стали терять времени. Утром события того безумного вечера заполняют телевизионные экраны всего штата. С девяти утра жители Расина и Милуоки, Мэдисона и Делафилда, фермеры северной части штата, которым требовались спутниковые антенны, чтобы увидеть что-нибудь в телевизоре, отрываются от оладий, овсянки, яичницы, горячих булочек, чтобы посмотреть, как маленький, явно нервничающий полисмен обрывает карьеру крупного, высокого журналиста, специализацией которого давно уже стала демагогия, ударив его тупым, тяжелым предметом. Но конечно, с особым вниманием приникали к экранам жители Френч-Лэндинга и соседних Сентралии и Ардена.