Черный дом

Сидя на вращающемся стуле, нервно барабаня пальцами по дубовой панели, Генри вспоминает короткую стычку у эстрады. Вскоре после начала танцев на Клубничном фестивале.

«Скажите мне, как вас зовут и что бы вы хотели услышать?»

«Я – Элис Уитерс, и… «Лунный свет», пожалуйста. Бенни Гудмана».

– Элис Уитерс, – говорит Генри. – Это ее имя, и, если она не знает твоего имени, мой дорогой убийца, тогда я – обезьяна на шестке.

Он начинает подниматься, и в этот момент кто-то… или что-то… начинает постукивать, очень тихо, по верхней, стеклянной половине двери.

Медведица подтягивается ближе, чуть ли не помимо воли, и теперь она, Джек, Док и Нюхач сгрудились вокруг дивана, куда наполовину ушел Мышонок. Он похож на человека, которого медленно, но верно засасывает зыбучий песок.

«Нет, – думает Джек, – это не зыбучий песок, но смерть у него ужасная, это точно. Без всяких сомнений».

– Слушайте, – говорит Мышонок. Черная слизь вновь образуется в уголках глаз. Хуже того, течет из уголков рта. Запах разложения усиливается по мере того, как внутренние органы Мышонка один за другим прекращают борьбу. Джек искренне поражен их столь долгому сопротивлению.

– Говори, – кивает Нюхач. – Мы услышим.

Мышонок смотрит на Дока:

– Когда я закончу, сделай мне хороший укол. «Кадиллака». Понимаешь?

– Хочешь опередить смерть?

Мышонок кивает.

– Согласен. Уйдешь с улыбкой на устах.

– В этом я сомневаюсь, братец, но буду стараться.

Он переводит покрасневшие глаза на Нюхача.

– Когда все закончится, заверните меня в один из нейлоновых тентов, что лежат у тебя в гараже. Положите в ванну. Готов спорить, что к полуночи вам останется только смыть меня в трубу, как… пивную пену. Но будьте осторожны. Не касайтесь… того, что останется.

Медведица начинает рыдать.

– Не плачь, дорогая, – говорит ей Мышонок. – Я уйду раньше. Док обещал.

– Я все сделаю, дружище.

– Помяните меня, хорошо? Прочитайте стихотворение… Одена[113]… то самое, от которого мороз пробирал до яиц…

– «Не читайте Библию ради прозы». – Нюхач плачет. – Обязательно, Мышонок.

– Послушайте… «Риппл»[114]… и выпейте много-много «Кингслендского»… Достойно проводите меня в следующую жизнь. Полагаю, могилы, на которую вы могли бы отлить, не будет… но сделайте все, что в ваших силах.

Джек смеется. Ничего не может с собой поделать. И вот тут взгляд алых глаз Мышонка упирается в него.

– Обещай мне, коп, что туда ты пойдешь только завтра.

– Мышонок, я не уверен, что смогу это обещать.

– Ты должен. Если пойдешь этим вечером, тебе не придется волноваться из-за адского пса… в лесах есть кое-что еще… кое-что похуже… – Красные глаза закатываются, черная слизь стекает в бороду.

– Думаю, придется рискнуть, – хмурясь, говорит Джек. – Где-то там маленький мальчик…

– Он в безопасности, – шепчет Мышонок.

Брови Джека ползут вверх, он не уверен, что расслышал последнюю фразу, произнесенную Мышонком. А если и расслышал, может ли он верить его словам? Мышонок получил дозу страшного яда. Пока он еще сопротивляется его воздействию, может говорить, но…

– Пока он в безопасности, – продолжает Мышонок. – Не от всего… полагаю, до него могут добраться… но только не мистер Манчинг. Так его зовут? Манчинг?

– Я думаю, Маншан. Откуда ты знаешь?

Мышонок отвечает улыбкой. Улыбкой умирающей сивиллы. Вновь ему удается прикоснуться ко лбу, и Джек в ужасе замечает, что его пальцы слиплись, а их кончики почернели.

– Отсюда, откуда же еще? Все отсюда. Больше взять неоткуда. И послушай, будет лучше, если мальчишку съест какой-нибудь громадный жук или горный краб… там, где он сейчас, чем ты умрешь, пытаясь его спасти. Если ты умрешь, аббала точно заполучит его. Так говорит… твой друг.

– Какой друг? – подозрительно спрашивает Док.

– Не важно. Голливуд знает. Не так ли, Голливуд?

Джек с неохотой кивает. Разумеется, это Спиди. Или Паркус, если так больше нравится.

– Подожди до завтра, – говорит Мышонок. – До полудня, когда солнце будет в зените в обоих мирах. Обещай.

Поначалу Джек молчит. Противоречивые чувства раздирают его.

– К тому времени, как вы доберетесь до шоссе номер тридцать пять, уже стемнеет, – вставляет Медведица.

– И в лесу точно водятся всякие твари, – добавляет Док. – В сравнении с которыми динозавры «Парка юрского периода» – домашние зверушки. Не думаю, что вы захотите пойти туда в темноте. Разве для того, чтобы свести счеты с жизнью.

– Когда вы все сделаете… – шепчет Мышонок. – Когда вы все сделаете… если кто-то из вас останется в живых… сожгите этот дом. Эту дыру. Эту могилу. Сожгите дотла, слышите? Закройте эту дверь.

– Да, – отвечает Нюхач. – Слышим и понимаем, дружище.

– И последнее. – Теперь Мышонок обращается непосредственно к Джеку. – Ты, возможно, сможешь его найти… но я думаю, что тебе нужно кое-что еще. Это слово. В твоих устах оно обретет огромную силу благодаря одной вещи… к которой ты прикасался. Пусть и давным-давно. Я этого не понимаю, но…

– Все так, – говорит ему Джек. – Я прикасался. Какое слово, Мышонок?