Я заметил одного знакомого фотокорреспондента. Он махнул рукой, подошел. И сказал прямо:
— Тут скоро будет хреново. Надо уматывать. Видишь, этот уже пошел! — Ткнул пальцем в удаляющегося Лимонова.
— Плевать, — перебил я. — Скажи, когда пришел спецназ?
— Да только что. Не видал, что ли, на бэтээрах подкатили.
И на самом деле, подходили какие-то БТРы. Из толпы даже кричали, что это нам на подмогу пришли. Радовались.
Все внутри у меня начинало переворачиваться. Неожиданная злоба на Макашова накатила волной. Он стоял на ступенях у входа и часто повторял:
— Товарищи, спокойно, будем стоять хоть до утра, они не посмеют нас не впустить. Скоро подойдут колонны демонстрантов. Мы ведем переговоры… Спокойно.
С кем он вел переговоры! С «витязями»? С ними бесполезно вести переговоры, у них приказ. Что ж вы тут делали битых три часа? У меня снова перед глазами прокрутился тот блистательный, неостановимый бросок, тот героический прорыв, окровавленные лица, разбитые руки, горящие праведные огнем глаза. Ради чего?! Сердце билось о ребра с болезненной силой. Все кончено. Они загубили все! Им принесли на руках победу… а они думали о другом, о том, что будет, ежели они проиграют, они боялись принимать решения, все ждали, что самособой случится! Один раз им принес «ключи свободы» Народ. Значит, и еще раз все само собой чроизойдет. Они выжидали. Это было невыносимо. Я знал, что так будет. Еще там, на продуваемом злыми ветрами мосту, я знал! Но я не хотел верить, я надеялся. Теперь меня словно ушатом ледяной воды окатило. Никто из них, сидельцев высокого ранга, никто не хотел ничего брать на себя. И это был провал. Я уже знал, что второй раз народ не подымется. Народ не любит таких игр. Я вышел за ограду телецентра.
На полдороге к техническому зданию строились казаки. Половина была совсем салагами, и не казаками даже, а мальчишками-подростками, из тех, что участвовали в прорыве. Их собирались куда-то выставить для охраны.
Тогда я увидал Анпилова. Он только появился у телецентра. Со своим извечным мегафоном, окруженный соратниками. Он будто вторил Макашову: «Не поддаваться на провокации! Будем стоять всю ночь, до утра! Спокойно! Никаких резких перемещений, местность простреливается. Но они не посмеют. Спокойно. Не поддавайтесь на провокации!» Анпилов был спокоен и тих. Он не походил близко к опасным местам, периодически возвращаясь к рощице.
Позже телевизионные и газетные лжецы изобразят из Анпилова кошмарного погромщика, стихийного бунтаря, непосредственно руководившего прорывом к Дому Советов и штурмом Останкина. Но это все вранье. Анпилов не участвовал в героическом прорыве. Его там не было. Уже на следующий день я узнал от своей дорогой и любимой Нины Ивановны, что Анпилов появился на Калужской, то бишь, Октябрьской, часа через полтора после моего ухода с колоннами. Нина не поехала домой, как мыс ней договорились, не смогла, она долго бродила по площади и вокруг, там собралось после ухода полумиллионного авангарда еще множество людей, митинговали, шумели, спорили, она слушала, сама встревала. А потом появился опоздавший Анпилов с мегафоном, долго говорил, призывал к спокойствию. И он, и многие из окружавших его ушли, прямо в Останкино. Так что перед возможным судилищем демократоров Анпилов с юридической точки зрения оказывался абсолютно чист, так же как и Хасбулатов, Руцкой, Ачалов… Странная получалась картина и непонятная.
А тем временем стемнело. С каждой минутой штурм становился все более нереальным. И сидевшие внутри «защитники» это понимали, они уже диктовали, требовали:
— Всем выйти за ограду! Всем выйти за ограду!
Люди находились в страшном напряжении. Все понимали, что может повториться трагедия, что была возле мэрии, только в больших масштабах. Но уходить нельзя. Я метался меж самим телецентром и техническим зданием, куда постепенно стекался народ. Видел, как спешно собираются и обсуждают что-то казаки. Копошение, суета. Растерянность. Кто-то вдруг завопил:
— Подмога пришла. Ура-а!!!
Я сначала увидал меж далеких стволов далекие мерцающие огоньки, только потом заметил колонну БТРов и услышал фохот движков.
— _Наши! Наши!!! — радовались люди.
Многие бросились навстречу.
— Ура-а! От Белого Дома прислали! Ура-а-а!!!!
Я молчал. Я уже знал, что это не наши. Что это подкрепления карателей. И все равно, это не было, ловушкой, Все вранье. Макашову было дано время — целых три-четыре часа он имел в своем распоряжении. У него не хватило силы воли. Значит, по всем законам подобных ситуаций, почуяв, что противник дает слабину, силу воли начинали обретать функционеры режима. И это уже все!
— Не наши, — тихо сказал кто-то.
— Провокатор! — завопили на него. — Провокатор!!
— Это не наши, — сказал я, но громче. И обернулся назад, теперь меня интересовало, что будут делать четыре БТРа, которые якобы хранили нейтралитет и не собирались стрелять в народ. Те стояли глухо, молча, только стволы пулеметов изменили направление, значит, башни были повернуты, пока я не смотрел на них.
Анпиловцы тихо, без паники отходили в рощицу.