— Извините, пожалуйста,— обратился я к женщине,— вы работаете врачом или медсестрой в пункте первой помощи?
— Нет,— спокойно ответила женщина.— Я член женского комитета самообороны города Оноура. Хожу оказывать помощь раненым. Вчера один прохожий задал мне точно такой же вопрос. Видимо, вы ощущаете какой-то специфический запах?
— Извините, но это действительно так.
— Вы хотите навестить кого-нибудь из раненых? Идите за мной. Только держитесь немного поодаль. Чтобы не чувствовать запаха.
«Остались же еще на свете вежливые люди!» — подумал я. На запах мне было наплевать, и мы пошли рядом, разговаривая о пункте цервой помощи в Оноура.
Когда мы подошли к школе, Осима Тамиё — так звали женщину — сказала:
— Погодите минутку, я вас познакомлю с военным врачом господином Като. Человек он очень отзывчивый и знающий.
Она подвела меня к младшему лейтенанту медицинской службы, который стоял у входа в бывшую учительскую. С первого же взгляда на его лицо я решил, что женщина сказала правду: человек он не мелочный и доброжелательный. Однако не успел я высказать свою просьбу, как он перебил меня:
— Должен вам напомнить, что вы находитесь не в школе, а в отделении военного госпиталя. Чрезвычайные обстоятельства вынуждают нас принимать не только военных, но и штатских, однако мы не можем допустить вмешательство местных властей в вопросы транспортировки раненых. Лично против вас я ничего не имею, но никак не могу согласиться с вами, когда вы говорите, будто во временный штаб спасательного отряда в Нагао-тё направлено письмо. Это скорей всего выдумка кого-нибудь из местных чиновников. Будем считать, что вы мне ничего не говорили, а я от вас ничего не слышал. II еще раз повторяю: этот пункт первой помощи подчинен военному командованию.
Доводы младшего лейтенанта показались мне неубедительными, но я не стал с ним спорить и попросил лишь разрешения повидать пострадавших из отряда Кодзин. Но и эту мою просьбу он отверг, заявив, что к пострадавшим приближаться опасно, ибо от них исходит нечто ядовитое. В последнее время участились случаи, когда совершенно здоровые люди, ухаживающие за пострадавшими, заражаются и умирают раньше, чем сами больные. Причем такая участь постигает прежде всего самых здоровых и энергичных. Бывало даже так, что родственники, приехавшие из деревни, чтобы забрать страдающих легкой формой болезни, по дороге домой заражались, и приходилось им самим оказывать медицинскую помощь.
Военный врач, видимо, находился в мрачном расположении духа, а может быть, просто не хотел, чтобы штатские видели хаотический беспорядок, царивший в армейских пунктах первой помощи.
Убедившись, что настаивать бесполезно, я возвратился в Хиросиму и доложил о своей поездке временному штабу спасательного отряда в Нагао-тё. Хлопоты мои оказались пустыми, но нет худа без добра: боль в ногах утихла.
Возвратившись домой, я снова сделал себе прижигание моксой. Ослабление боли я приписывал случайности, но во временном штабе и Рикио и Масару сказали мне, что со вчерашнего дня они тоже делают себе прижигание. Все говорят, что только это и помогает от странной болезни, вызванной взрывом. Тамоцу, однако, отнесся к их словам скептически. Он посоветовал обратиться к специалисту по прижиганию моксой, выяснить, как и какие места следует прижигать, а не заниматься самодеятельностью...
(Переговоры о свадьбе Ясуко близились к успешному завершению, когда внезапно мы получили от Аоно — родителей жениха — письмо с отказом. Одновременно мы узнали, что у Ясуко начали проявляться симптомы лучевой болезни. Стало быть, все наши старания пошли прахом. Теперь уже невозможно да и нет необходимости что-либо скрывать. По-видимому, Ясуко написала жениху, что у нее появились признаки лучевой болезни. Почему она это сделала? То ли из сострадания к жениху, то ли потому, что впала в полное отчаяние? Не знаю.
Ясуко сказала, что она стала хуже видеть и в ушах у нее постоянный звон, В это время мы сидели в гостиной. И вдруг стены раздвинулись, и я словно воочию увидел в голубом небе огромное, похожее на медузу облако.— Из более поздних записей.)
ГЛАВА XVI
Дневник заканчивался пятнадцатым августа — днем окончания войны. Сигэмацу оставалось переписать набело лишь записи за последние три дня, но болезнь Ясуко потрясла его с такой силой, что он не мог заставить себя сесть за переписку. А тут как раз подоспело время, когда надо было взяться за устройство садка для карпов. Теперь Сигэмацу вместе с Сёкити и Асадзиро ежедневно ходил к пруду, расположенному под насыпью, где стоял дом Сёкити.