Черный дракон

– Но мы попортили им слишком много крови; вряд ли они оставят нас в покое. И не забывайте, что Теодор – кузен Дяди Чанди, не говоря уж о том, что он, возможно, остается последней надеждой всей Внутренней Сферы устоять против Кланов, когда те решат наконец перейти линию Токкайдского соглашения.

– Верно, Теодор Курита является близким родственником нашего работодателя; быть может, он действительно очень нужен Внутренней Сфере. И все же, по большому счету, он culebra. «Грусть» же – одна из нас. Касси, найди ее, – твердо сказал дон Карлос.

Как и подобает хорошему командиру, он редко отдавал приказания, но он действительно командовал. Касси принялась отчаянно растирать щеки, будто это могло перегородить дамбами слезные железы.

– Да, дон Карлос, – промолвила она, – я сделаю все, что в моих силах.

XXI

Дворец Единства

Имперская столица Люсьен

Военный округ Пешт

Синдикат Дракона

27 июня 3058 года

– Теодор, ты выглядишь очень уставшим, – сказал Чандрасехар Курита – Что тревожит твой сон? Уж конечно же не такой пустяк, как приближающийся праздник?

Теодор Курита вымученно улыбнулся. Дядя Чанди, прибегнув к языку жестов харагей, высказался в том смысле, что даже подготовка к предстоящему дню рождения Координатора, отнимающая все силы, бледнеет в сравнении с предыдущими деяниями его кузена «Как это похоже на Чанди! – подумал Теодор. – Он пытается подбодрить меня, не опускаясь до подхалимажа».

Координатор лежал на диванчике в комнате отдыха на верхнем этаже огромного дворца. У затянутой седзи стены стоял большой голографический пьедестал. Все пространство вдоль другой стены занимал бильярдный стол, служивший также экраном специального топографического проектора, позволявшего устраивать сражения боевых роботов в трехмерном пространстве, эта штука могла быть использована в качестве тренажера.

Единственная свободная стена была завешана творениями художников древней Японии рисунок тушью птицы в полете работы великого воина Мусаси; триптих, посвященный китайскому божеству Секи Низвергателю Демонов – кисти придворного живописца Кано Цуненобу, жившего в эпоху Токугава; два оригинала из «Ста видов горы Фудзияма» Хокусая; еще одно произведение Хокусая – наиболее самобытного из японских художников, последователя течения «Плавающего мира», родоначальника стиля «манга» – рисунок тушью, изображающий огромного осьминога, утаскивающего под воду девочку-рыбачку. Этот рисунок, подарок Томое Сакаде, супруги Координатора, командующей префектурой Кагошима, отображал сторону семейных отношений, скрытую от населения Синдиката. На полках лежали старинные книги в переплетах ручной работы и свитки, а рядом стоял более привычный компьютер с плоским экраном и дополнительным голографическим дисплеем.

Теодор редко позволял себе искать успокоения в этом заповедном святилище, что придавало дополнительную радость визиту его так называемого «дяди». Чандрасехар, развалившийся огромной довольной лягушкой среди роскошных шелковых подушек, потягивал вино и набивал себе живот фруктами с зеленого лакированного подноса.

– Мне всегда давались нелегко придворные церемонии и ритуалы, – сказал Координатор. – И тебе это известно как никому другому. Мне действительно больше по душе суровые будни походной жизни. Честное слово, я бы вместо всей этой пустой болтовни повел в честный поединок боевого робота.

– Мастерское умение вводить окружающих в заблуждение издавна считается одним из твоих главных качеств, – заметил Чанди. – И еще: раньше ты считал, что можешь делиться со мной самым сокровенным.

– Как правило, ты был единственным, с кем я мог говорить по душам, – печально подтвердил Теодор.

– В таком случае почему бы не отождествить меня с Дядей Чанди?

– Тоже мне, «дядя», – усмехнулся Теодор. – По-моему, ты всего на пару лет старше меня, так?

Чанди продемонстрировал блаженную улыбку Будды:

– Что-то в этом духе. Хотя годы щадили меня далеко не так, как тебя.

Координатор, не выдержав, рассмеялся вслух:

– Вот ты уже начал подмасливаться ко мне, старый льстец. Что ты от меня хочешь?

– Помочь тебе.

Теодор отвел взгляд.

– Тебя гложет прошлое? – тихо спросил Чанди.

– Не бери в голову.

– Ты храбрый человек, Теодор-кун. Я первым сказал это еще давным-давно и сейчас повторяю снова. Но храбрость состоит также и в том, чтобы заглянуть, что у тебя здесь.

Толстяк похлопал по своей дородной груди.

Теодор покачал головой:

– Я никогда не мог по-настоящему на тебя разозлиться, хотя порой ты просто изводишь меня, И мне также прекрасно известно, что ты кто угодно, только не дурак, прощающий собственные ошибки, за какового тебя до сих пор принимают многие – так же, как и ты никогда не верил в то, что я совершенно никчемный человек, каким меня считал двор. И в первую очередь отец.