Черный дракон

Так с нею случалось летом, после того как целый день она собирала ягоды. Только ляжешь вечером в постель, закроешь глаза, как сейчас же все ягоды, ягоды перед тобой! Вот, кажется, протяни руку — и сорвешь. А ведь в комнате темно, как в сундуке, и глаза закрыты. Так что же, выходит, не глазами видишь?

Маруся, бывало, подолгу задумывалась над этим...

5

В эту ночь ей приснился сон. Она видела, будто идет по двору, держа обеими руками ящичек из фанеры со всей своей лабораторией. Вдруг кто-то за ней погнался. Она убегает, но чувствует, что не убежать. Раньше в таких случаях ей стоило только взмахнуть распростертыми руками, и она сейчас же отделялась от земли и с каждым новым взмахом подымалась все выше и выше, испытывая неизъяснимую радость от этого тугого, мускульного подъема ввысь. Жалкие преследователи обескураженно толпились внизу, задирая головы. А она тем временем, преодолев эту упругую напряженность первых мгновений взлета, уже без всякого усилия, свободно парила над ними. Но иногда ей приходило вдруг желание подразнить их, и тогда она так низко проносилась над их головами, что, слегка подпрыгнув, они могли бы схватить ее за пятки.

Днем Маруся Чугунова как-то забывала про это свое уменье летать на руках. А если и вспоминала, то считала это сном. Зато ночью она осознавала в себе эту способность, ничуть не удивляясь, как что-то простое, врожденное, данное ей от природы «про запас», на случай крайней опасности.

Она и теперь, убегая от преследовавшего ее человека, чувствовала, что, будь у нее не заняты руки, ей ничего бы не стоило улететь от него. Но бросить наземь свою лабораторию — решиться на это Маруся не могла никак.

И еще немножечко — и страшный человек схватил бы ее. Вдруг Маруся увидала у забора большую березу и подбежала к ней.

Это был их двор, и раньше никакой березы здесь не было. Но Марусе сейчас было все равно, лишь бы спастись. И она принялась карабкаться на березу. Лезть страшно трудно, она все время скользит книзу, а тут еще приходится левой рукой держать ящик. А уж тот снизу хватает ее за туфлю и хочет стянуть на землю. Из последних сил Маруся рванулась кверху. Туфля осталась в руках у того. Маруся глянула вниз. Маленький страшный старик гневно топал на нее ногой и кричал, чтобы она сошла вниз.

Вдруг подбежала к дереву женщина— как будто бы ее мама, но и не совсем— и стала качать березу. Ветка, на которой сидела Маруся, начала сгибаться, и Маруся заскользила по ней все ниже и ниже — сейчас упадет! Ей стало страшно.

— Мамочка! — закричала она.

Ирина Федоровна, стоявшая возле марусиной кровати, испуганно отдернула руку ото лба дочери.

Это было три года тому назад. Маруся только что перешла в четвертый класс. По заведенному в семье обычаю отец купил ей подарок. Вечером он долго томил ее:

— Погоди, вот стемнеет как следует, тогда узнаешь.

Наконец, наступила ночь. Отец велел потушить свет и задернуть шторы на окнах. Стало совсем темно. Сердце у Маруси стучало. А отец все еще медлил.

Вдруг дальний угол весь озарился необычайным светом. Виден сделался каждый предмет, и можно было даже прочесть надписи под картинами и на отрывном календаре. Свет был особенный, отливавший голубизной, словно он пронизывал туман или изморозь. Таким бывает также косвенный луч где-нибудь в погребе, в подвале, пройдя через рассеянную в воздухе пыль.

Не верилось почему-то, что это настоящий свет.

Отец внезапно повернул выключатель, и зажглось электричество. Но какой этот свет после того был неприятный, грубый! А свет карманного фонарика сразу потускнел и пожелтел. Маруся заглянула в стекло не прямо, а сбоку: в маленькой лампочке светилась изогнутая проволочка пышного, но не яркого накала. И это от нее такой свет?! Маруся направила фонарик прямо в глаза и зажмурилась: невозможно было смотреть. А если сбоку, — опять раскаленная пухлая проволочка, и смотри сколько угодно.

Отец объяснил ей, что лампочка прикрыта увеличительным стеклом. Оно сводит лучи вместе, в один пучок, а без него они расходятся в разные стороны, как растопыренные пальцы, и потому — редкие, слабые.

Отец научил ее обращаться с фонариком, и Маруся до тех пор тушила и зажигала в комнате электричество, пока ей не запретили.

Тогда она ушла в темный коридор и долго сидела там, освещая стены, пол, потолок и шубы, висевшие на вешалке. Она осветила в этот раз такие укромные уголки, куда хозяйки и домашние работницы не заглядывают в течение целого года — от октябрьских торжеств до октябрьских. Ей даже удалось заглянуть в самые носки калош, и при

свете фонарика там было совсем ничего, даже уютно. Если бы Маруся была ростом с муравья, она согласилась бы там пожить немного.

И все время не покидало Марусю чувство неизъяснимого изумления и тихой радости. Стоило лишь нажать маленькую кнопочку сбоку фонарика — и мгновенно даже калоши, даже грязный растрепанный веревочный коврик у дверей становились таинственными, необыкновенными.

Этот голубоватый луч света был как бы мостом в сказку.