Черный эскадрон

Едем обратно, голова пустая. О'Нил завозит меня домой и на прощанье говорит:

- Ты молодец, Джон! Ребята оценят. До завтра!

У меня нет сил спросить, какие ребята и как оценят. Я вяло жму ему руку и, едва поднявшись к себе, валюсь на постель.

На следующий день все же на работу не опаздываю.

Все нормально, как всегда. Погода отличная, в кармане приятно шелестит тысяча монет. В конце концов, что произошло? Ничего. Два полицейских выполнили свой долг, наказали преступника, уж коли судьи не смогли или не пожелали этого сделать. Просто мы помогли правосудию.

Идет утреннее оперативное совещание.

Как всегда, начальник, самодовольно поглаживая живот, начинает с планетарных проблем.

- Число преступлений растет, - изрекает он и смотрит на нас с таким видом, будто именно мы главные виновники этого. - Например, в ФРГ за один год прирост, - деловито сообщает он, словно речь идет о поголовье скота, - 5,5%. В Париже число убийств возросло на 7%, а ограблений и краж в метро, автобусах, на вокзалах и в музеях - на 58 %. Слышите, в музеях! - Он смотрит на нас гневным взглядом, и мы подозрительно оглядываем друг друга, не спрятал ли кто-нибудь в задний карман брюк Венеру Милосскую. - Что касается всей Франции в целом, - зловеще продолжает начальник, - то за год там совершено 3,4 миллиона преступлений. Уж про Америку я не говорю, она всем нам подает пример: 5 миллионов преступлений в год. - Он восхищенно щелкает языком и, как бы извиняясь, добавляет: - У нас в стране, конечно, поскромней, но и население поменьше. Впрочем, наши цифры вы и сами знаете. Знаете?

После некоторого неловкого молчания Джон-маленький, этот ученый муж, говорит:

- Знаем, господин комиссар.

- Конечно, знаем, - развязно подхватывает Гонсалес, но тут же затыкается, потому что вдруг начальник спросит.

- Да? Ну ладно, - продолжает тот, - перейдем к текущим делам. Зачитываю сводку. - Он начинает излагать все, что произошло за вчерашние день и ночь. Убийств столько-то, грабежей столько-то, похищений, драк, налетов...

Мы слушаем, скрывая зевоту. Ждем, когда речь дойдет до конкретных заданий. И тут я неожиданно слышу:

- В заброшенном карьере в восемнадцати километрах от города найден, убитый ударом ножа в спину, некий Маруччи, тридцати восьми лет, рецидивист. Проходил, между прочим, по нашему отделу. В кармане пиджака обнаружена карточка со знаком черепа и скрещенных костей и надписью "Черный эскадрон", следов убийц не обнаружено.

Я затаил дыхание, мне показалось, что начальник смотрит на меня. Или на О'Нила, мы сидим рядом. Но может, только показалось?

Начальник делает паузу и многозначительно произносит:

- Конечно, этого подонка не жалко, наверняка счеты сводили бандиты между собой. Но объективно они помогли правосудию. - И, помолчав, добавляет со вздохом сожаления: - Эх, не тех этот "Черный эскадрон" на тот свет отправляет, не тех!

Помолчав еще, начальник продолжает зачитывать сводку.

"Не тех, - размышляю я, - а кого надо? Кто те?"

Наконец, доходит очередь и до заданий.

Нам с Гонсалесом выпадает какая-то ерунда, а вот на долю О'Нила приходится неприятная штука. Поступил сигнал, что один из ребят нашего отдела "подвержен коррупции", как изящно выразился начальник, а проще говоря, берет взятки. Была тут одна история с каким-то рестораном, где кого-то убили, наш парень там присутствовал и вот якобы все потушил, получив за это приличный куш. Вообще-то такими вещами занимается другой отдел, специальный, но из уважения к нашему начальнику и чтоб подчеркнуть, что наказание может быть и дисциплинарным, не обязательно уголовным, поручили нам. Мол, сами набедокурили, сами и разбирайтесь.

Тогда-то и произошел у меня с О'Нилом странный разговор. Подходит он ко мне и говорит:

- Слушай, Джон, не в службу, а в дружбу - одолжи Гонсалеса на это задание.

- А что случилось, - удивляюсь, - ты же сам моего тезку хвалил, разладилось что-нибудь?

- Да нет, - мнется, - он парень что надо, но не в таком деле.

- Не понимаю, дело-то простое.

- Вот именно, - говорит.

- Ты можешь толком объяснить? - спрашиваю.

- Пойми, кто-то из наших ребят сделал маленький бизнес. Что тут плохого? Мы все не ангелы. А теперь его за это тягать будут. Зачем это нужно?

- Ну, согласен, - говорю, - но почему Джон-маленький не годится?

- У него взгляды какие-то странные, - туманно поясняет О'Нил. - Уж больно он прямой, как палка, честный чересчур - словом, не созрел еще.

Я задумываюсь, действительно, что-то в этом Джоне-маленьком есть такое, эдакое. Идеалист он, я же вам говорил. И в таком простом, но деликатном деле может оказаться не на высоте.

- Ладно, - соглашаюсь, - бери Гонсалеса.

Тут пора, видимо, прочесть вам небольшую лекцию о специфике нашей работы. А то вы там сидите в ночных колпаках, с сигаретой в руке у телевизора и думаете, что мы, стражи порядка, не спим двадцать четыре часа в сутки, оберегая ваш покой, и получаем за это миллионы. Так? Признайтесь, так вы думаете?