Черный феникс. Африканское сафари

— Значит, так, бвана [2], — после некоторого раздумья проговорил Питер. — Если тут ничего не напутано, то между приречными топями, которыми нас пугал старец, и непроезжими участками, помеченными на карте «Broken lands» (искореженные земли), есть узкая полоска. Видишь — написано: «Open bush» — «открытый кустарник». Скорее всего, это равнина. В сезон дождей мы бы там увязли, а в такую сушь проедем, как обычно.

«Как обычно» в таких местах означает тридцать— сорок километров в день и двадцать — двадцать пять остановок. Их заставляют делать острые камни, раскаленный песок и торчащие из него длинные зловредные колючки акаций, неумолимо дырявящие камеры автомобиля. В результате каждый раз приходится укладываться на раскаленную землю, отбиваясь от каких-то кусачих тварей, с виду напоминающих сороконожек, высвобождать колесо от нафаршированного камнями песка, поднимать машину, латать, чинить резину.

Хорошо еще, что наученные горьким опытом прежних путешествий, мы обвешали снаружи всю кабину «Лендровера» брезентовыми мешками с водой. Достать ее здесь — безнадежное дело. Когда местным кочевникам становится совсем невмоготу, они перерезают вену старому верблюду и утоляют жажду кровью. Но меня такое питье не привлекает.

Каждая ночь проходит как в кошмаре. Стоит нам с заходом солнца остановиться и, разведя газовые горелки, начать подогревать консервы, как на запах пищи из-за окрестных камней вылезают полосатые гиены. Несколько минут они сидят, присматриваясь к нам, а затем, словно по команде, начинают приближаться, смыкая кольцо вокруг «Лендровера». Чем аппетитнее пахнет еда, тем больше собирается гиен. Нанюхавшись ароматов, они вскоре принимаются выть так громко и омерзительно, что порою я был готов отдать им все запасы, лишь бы не слышать ночной какофонии.

Гиен можно было понять. За годы засухи, когда все вокруг было усеяно трупами не только домашних, но и диких животных, природа устроила этим падальщикам затянувшийся на несколько страшных для всех других лет лукуллов пир. От обилия пищи гиены не только пристрастились к обжорству, но и невиданно размножились. Но затем погибать в округе стало некому, падаль исчезла, после первых дождей люди и звери не успели еще вернуться в свои места, и для гиен наступили тяжелые времена.

Наглость этих животных возросла до опасного предела. Стоило положить на соседний камень что-нибудь съестное, как в одно мгновение с полдюжины гиен бросались к нему и устраивали дикую свару. Нередко они выхватывали пищу прямо из наших рук, проявляя прямо-таки обезьянью ловкость. Эксперимента ради я как-то едва проткнул банку с мясными консервами и бросил трем самкам, оказавшимся неподалеку вместе со своими детенышами. Не прошло и минуты, как мощные челюсти одной из гиен, одновременно успевавшей отбиваться от двух других, справились с металлом. Лишь струйка крови капала с клыков: металл все-таки поранил ее.

Гиены выли и ссорились всю ночь. Конечно, за толстыми стенами салона «Лендровера» их можно было не опасаться. Но заснуть они не дали…

Казалось бы, один раз побывав в этих местах, не захочешь снова туда ехать. Но на озеро Рудольф меня вновь потянуло из-за сообщений, после 1967 года систематически появлявшихся на страницах многих местных газет. В устье Омо приступили к работе палеоантропологические экспедиции, одна за другой делавшие сенсационные открытия. Окончательно же я принял решение отправиться на Омо тогда, когда в запасниках аддис-абебского музея натолкнулся на старый абрис маршрута в районе дельты этой реки. На карте среди африканских названий встретилось одно, заставившее меня буквально вздрогнуть от неожиданности: Васькин мыс.

С ним связана интереснейшая и, к сожалению, мало кому известная страница отечественной географии. Речь идет о путешествиях по Эфиопии русского ученого А. К. Булатовича. Александр Ксаверьевич был первооткрывателем этих мест! И, пользуясь правом первооткрывателя, один из мысов в дельте Омо он назвал Васькиным мысом — в честь спасенного им раненого африканского мальчонки, впоследствии увезенного в Россию. История, как видно, стоившая того, чтобы еще раз помучиться с колесами «Лендровера» и послушать гиен!..

Однажды, когда солнце уже склонялось к закату, в зарослях невысоких жестколистых акаций, увешанных красноватыми стручками, пугливой тенью проскользнули силуэты трех женщин. Подбавив газу, мы вскоре настигли беглянок. Перебрав с полдюжины языков, Питер наконец нашел средство взаимопонимания и завел беседу.

— Они говорят, что принадлежат к племени мерилле и что до большой реки пешком добираться полдня. Раньше их род жил далеко отсюда, в пустыне. Но, спасаясь от засухи, многие переселились поближе к реке.

— Где их селение, можно ли до него доехать на машине?

Этот, казалось бы, простой вопрос вызвал довольно долгие дебаты, исход которых стал мне ясен еще до того, как Питер начал переводить. Женщины отрицательно качали головами и упрямо твердили «Ыыы, Ыыы», что в здешних местах означает «нет».