Черный феникс. Африканское сафари

Пилот открыл окно вертолета, и из-за ворвавшегося в кабину шума беседу пришлось прервать. С высоты птичьего полета внизу открывалась потрясающая картина. Фантастичны были не столько ее краски и масштабность, сколько геологический облик местности.

Вертолет летел над Омо, красной лентой лениво извивающейся по плоской равнине. Прямо из воды вставали галерейные леса, сплошным изумрудным шатром скрывавшие от взора прибрежные земли. За их узкой полосой простиралась саванна на бурых почвах, полупустыня — на серых, еще дальше — лишенные даже самой скудной растительности, желтые пески. И все это было прорезано лабиринтами проток и стариц Омо, разлившихся после ночного дождя луж, словно огромные зеркала отражавших приближавшееся к зениту солнце.

Повсюду видна была активная работа эрозии. Стоило вертолету на какой-нибудь километр отклониться от русла, как мы оказывались над царством оврагов. То здесь, то там, глубоко врезаясь в толщу осадочных пород, они обнажали разноцветные пласты, поражающие мозаичностью своей палитры. Здесь можно было увидеть и серые пятна озерных осадков, и черные отложения вулканического пепла, и ярко-желтые пласты песков, оставшихся от эпох, когда дно озера превращалось в пустыню, и снова черные пеплы, на которых лежали красноватые толщи — свидетели активного сноса латеритов с северных гор во влажный период, пережитый Восточной Африкой миллионы лет назад.

Арамбур хлопает меня по плечу и, подняв большой палец в многозначительном жесте, кричит в ухо:

— О’кей? Уверен, что такого нет нигде в мире. Смотрите, смотрите!!!

Потом он просит пилота «повесить» вертолет. Под нами — совершенно свежая, размытая ночным ливнем толща осадочных пород, лежащих не параллельно земной поверхности, а как бы вспученных, образующих большой холм. Слагающие его разноцветные пласты расположены наклонно, в результате чего самые древние из них последовательно выступают над окружающей равниной. Забраться на такой холм, а затем, словно по ступенькам, спускаться вниз по его разноцветным пластам — это то же самое, что совершать воображаемое путешествие из одной геологической эпохи в другую…

— О’кей! — не без гордости за Омо повторяет профессор и дает пилоту указание лететь в лагерь. Впереди, в мареве влажного воздуха, уже блестела гладь нефритового озера.

А прямо перед нами разворачивалась живописная дельта Омо. Она напоминала брошенный посреди буро-желтой равнины гигантский веер, образованный зелеными островками лесов и красными прожилками речных проток. «Где-то там Васькин мыс?» — вытягивая шею, подумал я. Но вертолет пошел на посадку, и дельта скрылась за верхушками пальм, окружавших лагерь французской экспедиции.

Кроме двух вывезенных из Кении слуг-туркана, весь наряд которых составляли набедренные повязки и замысловатые головные уборы из цветных перьев, никого в палаточном городке не оказалось.

— Все убежали осматривать обнажения в надежде, что ночной дождь приготовил им сюрпризы, — показывая мне свое экспедиционное хозяйство, объясняет профессор. — Наша молодежь, воспитанная на скудных в палеонтологическом отношении отложениях Западной Европы, буквально потрясена тем разнообразием и богатством ископаемых, которое дарит им Омо.

— А какими сенсациями из жизни ископаемого человека собираетесь вы, профессор, удивить мир в нынешнем, уже подходящем к концу полевом сезоне? — поинтересовался я.

— И не спрашивайте, и не надейтесь на ответ, — с нарочитым испугом выставив вперед руки, говорит Арамбур. — В нашей работе все зависит от случайности, от везения. Поэтому палеонтологи и археологи — народ очень суеверный. Надо еще двадцать раз проверить и обмерить все, что мы нашли, сопоставить с предыдущими находками, прежде чем делать выводы. К тому же я глубоко убежден: найдем ли мы здесь бедро гоминида, жившего два миллиона лет назад, или фалангу пальца, датируемую четырьмя миллионами лет, — не в этом дело.

— А в чем же? — удивился я.

— В геологии, в геологии Омо, мой милый, — назидательно проговорил ученый. — Долина Омо — геологическое чудо! Почти повсюду в мире, где бы ни работали палеоархеологи и ни находили останки ископаемого человека, все упирается в проклятую проблему: точность определения их возраста, соотношение возрастов находок, сделанных в различных районах. Мои коллеги спорят, низвергают авторитеты и возводят себя на пьедестал. Но продержаться на нем им зачастую удается не долго: всего лишь до той поры, пока какой-нибудь студент-практикант не раскопает новую кость, лежавшую под находкой его учителя, и не наречет ее «древнейшей». Это особенно опасно в Африке из-за сложной, запутанной стратиграфии, слабой геологической изученности континента.

Омо же дает нам возможность поставить все на свои места. И знаете почему? На протяжении очень длительного отрезка времени — от четырех до одного миллиона лет назад, то есть как раз в тот период, когда, по нашим представлениям, и происходила активная эволюция гоминидов, в долине Омо существовали условия, которые привели к созданию здесь уникальной геологической летописи.