Единственный из всех городов Савахила, так ни разу и не покорившийся завоевателям, но всегда стоявший во главе освободительной борьбы народов побережья, Пате приобретает репутацию его «культурной столицы». На остров съезжаются резчики по дереву, чеканщики, ювелиры, ткачи не только из соседних городов, но и из далекой Килвы, Мафии, Занзибара. Их руками создаются те дивные вещи, которые и сегодня поражают посетителей музея Ламу.
Именно в конце XVII — начале XVIII века, в период роста освободительного движения против Португалии и в первые годы появления арабов, когда еще не рассеялись иллюзии об обретенной свободе, происходит возрождение патриотической суахилийской литературы, новый подъем языка суахили. Подобно западноевропейским трубадурам, суахилийские нотабли устраивали между собой соревнования в стихосложении, собираясь в изысканно обставленных особняках, окнами смотревших на океан.
Попадая сегодня на улицы Пате и не зная истории, трудно, конечно, допустить, что за стенами его обветшалых домов некогда текла столь изысканная жизнь, а сам этот крохотный полусонный городок размерами и богатством соперничал в XVIII веке с бурлящей Момбасой — центром современного предпринимательства на побережье.
Глава пятьдесят вторая
Пате — маленький город с великим прошлым. — Платье-парус сегодня можно увидеть лишь на женщинах-патти. — Лучшие в мире шелка. — Радушие суахилийского дома. — В каждой комнате — коллекция кроватей. — Кресла-раритеты — инкрустированные рогом жирафа. — Местный этикет допускает и такое… — Обед, который может показаться северянину экзотическим. — Музейный фарфор в обиходе. — Прогулка по городу после сиесты. — Руины, рассказывающие о многом
Вернувшийся бвана Абу первым делом извинился за отсутствие мвалиму: «Ему еще надо давать много советов перед свадьбой», — объяснил он. Потом старик сообщил, что за неимением на острове гостиницы меня поселят в доме всеми уважаемого бваны Алиди — владельца одной из шести местных лавок. Бвана Абу сначала предложил отправиться туда, освежиться и перекусить, а уже затем идти осматривать остров.
Так мы и сделали. По дороге бвана Абу рассказал, что в молодые годы он плавал матросом на доу, бывал в Адене и Бомбее, но затем сошел на берег и стал портняжничать. Ремесло это на острове неубыточное, женщины всегда хотят быть хорошо одетыми, а модниц здесь — хоть отбавляй.
Что верно, то верно. Еще сидя под манго и наблюдая за толпой, снующей вокруг рынка, я заметил, что трудно представить себе более красочную толпу, чем в Пате. Свои национальные платья-китенги островитянки предпочитают шить из тканей, по красному или белому фону которых разбросаны огромные стилизованные цветы — обычно желтые, золотистые или синие. Резким контрастом среди них выделяются воронено-черные покрывала буибуи. И уж совсем необычными кажутся, правда не столь уж часто попадающиеся, наряды, подобных которым я никогда и нигде раньше не видывал. Впечатление такое, что в один большой, сшитый из ткани с ковровым орнаментом мешок одновременно залезли две женщины, над головами которых установлено по палке. В результате в верхней своей части этот странный балахон до пят имел М-образную форму. С одной стороны наряда-палатки была прорезь, в которой поблескивали черные глаза его обладательницы, с другой — он был глухим.
Я поинтересовался у бваны Абу, шьет ли он такие наряды и как они называются.
— Это — шираа, платье-парус, — понимающе закивал он. — Если заказывают, то шью, тут особой премудрости нет. Шираа вошли в моду у богатых местных женщин в прошлом веке, когда арабы завели здесь невольников. Сзади какой-нибудь купчихи, не желавшей обременять себя тесным платьем и чадрой, действительно шла рабыня, задыхавшаяся от духоты. Потом, когда невольников не стало, для ношения шираа придумали специальное приспособление из жердей. Но оно, говорят, неудобное. Охотников носить платье-парус почти нет; те женщины, которым по старинке нравится прятаться в одеждах, перешли на буибуи. Боюсь, под шираа, что вы видели сегодня, валяют дурака хиппи. Они-то все больше и покупают у меня эти несуразные мешки.
По дороге бвана Абу предложил мне зайти к своим родственникам. Откликнувшись на просьбу старика, хозяйка, испросив предварительно разрешения у мужа, продемонстрировала мне, как устроено платье-шираа. Когда, покидая ее гостеприимный дом, я протянул руку, желая попрощаться, она сунула мне в нее утиное яйцо. Я поблагодарил и недоуменно уставился на бвану Абу.