К сожалению, мы не застали на месте мастеров, которые режут рукоятки и тиснят кожу для ножен. Мало что выяснили мы и у ювелира, в руках которого серебряная проволока и осколки кораллов превращались в изящные подвески и серьги: он был немой.
Зато в самом чреве старого города, где, как мне казалось, обитают лишь летучие мыши, мвалиму познакомил меня с бваной Маави. Сайид назвал его «единственным на всем побережье, кто еще умеет делать кикакаси» — нарядные шкатулки.
— Да нет, мвалиму, — обнимаясь с Сайидом, нараспев заговорил бвана Маави. — Ты отстал от жизни. За те полгода, что мы не виделись с тобой, у меня многое изменилось. Приезжали большие начальники из Момбасы. Они сказали, что, если умрет Маави, умрет и искусство кикакаси. Поэтому мне велели не умирать до тех пор, пока я не обучу своему ремеслу двух местных парней. Они уже делают неплохие вещи.
— И как же это достигается?
— Оставайся, и ты, наверно, освоишь, — улыбнулся мастер. — Сначала надо загрунтовать поверхность, а затем красить. В нижней части полосы одного цвета — погуще, в верхней — пожиже, или наоборот. Смешивать краски и лаки у границ полос. Сушить и опять красить. Потом целый день сушить. На следующий — лакировать. И так до тех пор, пока луна на небе не станет такой, какой была в первый день покраски кикакаси.
— А откуда берутся краски?
— Вернее сказать — цветные лаки. Чтобы освоить это дело, надо пожить в Сийю подольше. Мне передал секреты отец. Но за те шесть с лишним десятков лет, что я делаю кикакаси, кое-что удалось добавить к старым секретам и самому. Красный цвет дает сок больших деревьев на материке, когда они просыпаются после сухого сезона. Если каракатицу выварить в соленой воде, подбавив туда лимона, то получится синий. Из корней травы маджиканьи, что растет в соленых болотах вокруг Фазы, можно выдавить редкий по своей красоте зеленый цвет.
Бвана Маави так и сыпал местными мудреными названиями растений. Для получения красок и лаков он использовал больше полусотни трав, кустарников и деревьев. Но зато его кикакаси ничем не отличались от тех, что были выставлены в музее Ламу. Им свойственно благородство полутонов, патина многовековой традиции. «Раньше во всем мире такие полосатые лакированные коробочки делали лишь на суахилийском побережье, — прощаясь, сказал бвана Маави. — Сегодня во всем Савахиле их делают только в этой маленькой мастерской. Но теперь я верю, что искусство кикакаси не умрет вместе со мною…»
Глава пятьдесят четвертая
По исторической тропе, ведущей в Фазу. — Оманские «освободители» разочаровывают суахили. — Мазария приходят к власти. — Новая линия противостояния: Оман — Момбаса. — Центром работорговли становится Занзибар. — Султанский флаг над Форт-Иисусом. — Времена, когда вся Восточная Африка «плясала под занзибарскую дудку». — Закат «золотой поры» Пате
Потом мы напоили ослов и отправились в Фазу. Дорога туда — все тот же серебристый песок, пальмы и табачные плантации среди руин. Но мвалиму Сайид и здесь нашел тему, позволившую за разговором скоротать путь. Тропинка, связывающая Сийю с Фазой, была, по его словам, исторической. Здесь в середине XIX века разыгрывались события, отражавшие расстановку политических сил на побережье и во многом предрешившие его дальнейшую судьбу.
Все дело в том, что прошло несколько десятилетий — и радостный подъем, вызванный на побережье изгнанием португальцев и установлением тесных отношений с Оманом, сменился разочарованием. Жители многих суахилийских городов увидели, что Оман поддерживал их борьбу лишь для того, чтобы занять место Лиссабона.
Освободив от португальцев все побережье к северу от устья реки Руфиджи, арабы разбили вновь приобретенную территорию на провинции, во главе которых поставили губернаторов — вали. В крупных городах были размещены оманские гарнизоны. Арабские сборщики налогов объезжали населенные пункты, отбирая у африканцев слоновую кость, черепаховый панцирь, шкуры, золото и серебро. Декреты, составленные в далеком Маскате, были непопулярны среди населения.
Вскоре для жителей побережья мусульманские правители стали не менее ненавистными, чем их христианские предшественники. Население многих городов начало восставать против оманских гарнизонов, убивать вали, отказываться платить налоги. Многочисленные жалобы и протесты в адрес губернатора Момбасы заставили в 1741 году оманского имама Султана ибн Саифа отстранить своего наместника в этом городе и назначить на пост вали Мухаммеда ибн Усман ал-Мазруи — главу самой богатой и авторитетной в Момбасе местной семьи Мазария. С этого времени история восточноафриканского побережья превращается в историю борьбы за независимость Момбасы от Омана.