Черный Ферзь

— Что же это? — бессильно спросил в пустоту Сворден, вовсе не надеясь получить ответа. Ему вдруг показалось, что они с Навахом и дрейфующим дасбутом незаметно для самих себя пересекли какую-то грань, безвозвратно отделившую их не только от Дансельреха, но и всего, что составляло смысл существования разбросанной по каменистым островам империи по ту сторону Стромданга — материковых выродков, извечных врагов, достойных лишь самой мучительной казни.

— Я же говорил, отсюда нет возврата, — сказал Навах и непонятно добавил: — Уроборос.

Бледный поток Блошланга, напоминающий выползшую из вечной тьмы змею, где отсутствие мирового света выбелило ее шкуру, превратило глаза в ненужные наросты и покрыло чешую слизью, все круче вздымался вверх навстречу самому себе. Темное пятно Стромданга почти скрылось за переливистым дрожанием, словно некто сгреб частицу мира и принялся уминать ее, все сильнее и сильнее стискивая в кулаке.

— Чудовищная рефракция, — продолжал свою тарабарщину Навах. — Хотя нет, не похоже… Изменение пространственной метрики… тангенциальные искажения… — У Свордена зачесались кулаки вбить выродковую галиматью обратно в глотку кодировщику, но тот уже приткнулся.

С миром творилось неладное. И Сворден ощущал это яснее ясного. Захотелось забраться в дасбут и запереться в пустых отсеках, лишь бы не видеть как невозможная сила скручивает Блошланг в огромное кольцо.

Объявись на берегу зеленые полчища армейцев или черные когорты легионеров, Сворден и то почувствовал себя гораздо легче, ибо — вот враг, а вот орудие главного калибра, война есть война, и в тысячу раз лучше погибнуть в бою, чем бессильно продолжать дрейф на мертвом дасбуте в неизвестность.

Нарушались привычные правила игры, простой и понятный мир, где все подчинялось заповеди: «убей выродка», ускользал из рук, и Сворден не был уверен, что и последнее свидетельство сей высшей справедливости не вырвется из его ослабевшей хватки, не сиганет с покатого борта дасбута в мутные воды Блошланга, презрев опасность быть застреленным при попытке к бегству. Он даже крепче вцепился в автомат, разглядывая Наваха, словно выбирая место, куда удобнее всадить пулю.

Тот, нечто почувствовав, шевельнулся и неведомым чудом перетек в странную позу — поджав ноги под себя, положив ладони на колени и прижав подбородок к груди, отчего его затылок превращался в отличную мишень.

Сворден сухо сглотнул, представив всю последовательность предстоящей казни. Снять автомат с предохранителя, сдвинуть рычажок на одиночный режим, оттолкнуться задом от ледового подкрепления и шагнуть поближе к предателю — нет, не затем, чтобы лучше прицелиться, ведь стреляй он даже навскидку, пуля ни за что не минует еле заметную в густых черных волосах Наваха макушку, — а лишь ради сомнительного шанса соблазнения безоружной жертвы на нечто иное, нежели смиренное ожидание момента, когда череп взорвется фонтаном крови и мозгов.

Кодировщик, как чувствовал Сворден, меньше всего подходил на роль безвольный жертвы палача. Да, он пока никак не реагировал на измывательства, не делал попыток сопротивления, лишь утирал кровь и морщился от боли в отбитых почках, но за всем этим ощущалась ледяная расчетливость терпеливого ожидания неотразимого момента для молниеносного и сокрушительного ответа. Он походил на ядовитую змею, все туже сжимающую в кольца тело, понимая бесполезность кусания толстых ботинок мучителя и собирая силы для смертельного броска в незащищенное лицо потерявшего бдительность палача.

Сворден шагнул, но Навах, наверняка услышавший и понявший его приготовления, не шевельнулся. Сворден медлил. Даже не так — он колебался. А если еще точнее, то ему претило одиночество на палубе дрейфующего дасбута. Пуще простого — всадить свинец в затылок предателю, но что потом? Не окажется ли следующим в очереди сам Сворден, обезумевший от мрачных чудес Блошланга настолько, что готов будет проглотить собственноручно пущенную пулю?

Предатель и его палач — с чем еще можно сравнить устойчивость и самодостаточность подобной пары? Но стоит одному исполнить свой долг, как предатель превращается в смердящий труп, а палач — в ничтожество.

— Ты не убьешь меня, — подтвердил Навах. — И не пытайся.

Сворден нажал курок, но тот даже не сдвинулся с места. Палец все сильнее давил на кусочек железа, но неведомая сила упрямо сопротивлялась, отчего рука онемела, запястье пронзила игольчатая боль. Следовало остановиться, но Сворден зарычал, рванул автомат вверх, и тот теперь уже послушно клацнул, посылая в сторону джунглей свинцовый плевок.

Навах уже стоял во весь рост и ухмылялся. Стиснув дуло рукой, он упер его себе в живот и ободряюще подмигнул Свордену:

— Еще попытка, солдат.

Результат тот же.

Сворден отбросил непослушную железку и выхватил нож. Навах, продолжая усмехаться, покачал головой. Лезвие свистнуло, по комбинезону кодировщика пролег разрез, обнажив кожу.

— Ага! — Сворден оскалился и полоснул.