Чёрный фимиам (СИ)

Он с трудом поднял голову. Придерживая мужчину за ходящие ходуном плечи, шианка помогла ему сесть. Кружку он держать не мог, поэтому она поила его сама. Он пил, стуча зубами по краю и расплескивая вино. Но выпил всё. И снова упал на тюфяк. Тело сотрясали волны крупной дрожи.

Нелани стала стягивать с Сингура одежду. Она знала, что после тряски и озноба начнутся судороги. И вино от них не помогало, конечно, вовсе, но все же с вином было лучше. Терпеть такое на трезвую голову!

У фимиамщиков всегда так: потливость, озноб, боль, судороги, потом слабость, короткий сон и дальше по кругу. Вот только шианка, хотя и называла Сингура фимиамщиком, понимала, что он им не был. Ей не раз доводилось видеть курильщиков лотоса, любителей курвакса, втиравших ядовитый порошок в десны, почитателей чиу-а, жевавших приторно-сладкие корешки. Все они страдали, если лишались дурманящих зелий, потому были вынуждены принимать их постоянно. Но с Сингуром она была уже несколько дней, и он точно не одурманивался. А в первую их встречу своими ногами ушел после приступа из «Четырех лун». Фимиамщики же становились похожими на скотов, если вовремя не получали свой яд.

Нелани стягивала с Сингура одежду, он, несмотря на лихорадочный озноб, кое-как ей помогал.

— Тихо, тихо, — приговаривала девушка и гладила горячими руками ледяное напряженное тело. — Скоро стать легче.

Хотя они оба знали, что нет.

Он лежал на животе и, вжимая лицо в тюфяк, вгрызался зубами в жесткую ткань. Тело выкручивала судорога. Нелани торопливо разминала то деревенеющую вывернутую руку, то спину, то ногу. С нее самой уже лил пот, который шианка зло смахивала с лица.

— Не помогло твое вино, — хрипел Сингур.

Глаза у него были полны крови. Белки стали ярко-красными.

— Когда это вино помогать от фимиам? — возмущалась Нелани, не переставая его гладить. — От фимиам помогать только фимиам, уж тебе ли не знать!

Он только сжимался на топчане, не в силах больше говорить.

— Если бы ты не любить всех убить, мы могли бы искать фимиам в Веселый дом. Там наверняка есть. Старший брат дать бы тебе, сколько ты хотеть. Зачем ты его убить? Что за злость? Чуть видеть человека сразу его убить! Даже не поговорить!

— Не было у меня времени с ним говорить, — стонал в ответ мужчина. — Уйди.

Шианка фырчала, но продолжала гладить его по каменной от страдания спине:

— Убить время быть, а говорить — нет! Лишь бы всех хватать и калечить. Откуда ты взяться на мой голова такой хилый и свирепый?

Ее теплые ладони скользили от плеч к шее, от шеи — к плечам, по спине вдоль позвоночника, вниз, вверх. Мягко касаясь пальцами безобразного шрама.

— Я достать тебе фимиам, но только завтра утро. Сейчас придется пить вино и орать от боль.

— Мне… не нужен… фимиам, — скрипя зубами, отвечал Сингур. — Я… не фимиамщик.

— Ты не фимиамщик только в своей голова! — сердилась Нелани. — Но я-то видеть, что с тобой происходить.

— Фимиам мне не поможет, — он стискивал голову ладонями.

— А что помочь?

— Здесь… этого… нет, — рычал Сингур.

— Ну… это Миль-Канас — здесь есть все. Если я знать, что искать, я находить…

— Да говорю же тебе, здесь этого НЕТ! — заорал он и врезал кулаком по деревянной лежанке.

Шианка отшатнулась, но тут же притянула к себе содрогающегося мужчину и прошептала, целуя в макушку:

— Ну… ну… покричать. Когда кричать — всегда легче. Мы что-то придумать. А ты пока покричать.

Он повис на ней, а Нелани продолжила гладить его и шептать:

— Скоро эта волна кончаться, ты пить вино и спать. Скоро наступать утро. И утро я придумать, как быть до следующий волна. Если я не придумать, сколько волна тебе терпеть? Много?

— Да, — сказал он. — Много. Одиннадцать или пятнадцать. Может, больше.

Шианка снова поцеловала потную макушку, а про себя выругалась: пятнадцать волн вот такого? А ведь каждая новая — сильнее предыдущей. Он или умрет, или спятит от мук.

— Нет. Я придумать что-то.

Он зло проорал:

— Да что ты можешь придумать?!

— Пока я не знать. Ты свой ор мешать мне решить! Лучше бы ты заткнуться и молчать, — она легонько толкнула его, вынуждая лечь обратно, но Сингур положил тяжелую горячую голову не на тюфяк, а ей на колени и закрыл глаза. Его трясло от новых и новых приступов боли.

— Как злой бездомный собак! То рычать и кусаться, то искать, кто приласкать, — покачала головой Нелани. — Как у такой мерзкий брат может быть такой хороший сестра?

Она бубнила, но не переставала гладить его. Постепенно Сингур начал затихать. Это случилось очень нескоро, однако боль первой волны угасла и откатилась перед новым натиском.

— Белокожий ты… — под пальцами Нелани, скользящими вдоль безобразного шрама на спине, что-то дрогнуло, будто шевельнулось. Девушка испуганно отдернула руку. А потом нерешительно снова коснулась потной кожи. Легкое, едва ощутимое трепетание, словно что-то живое затаилось.

Шианка мягко провела пальцами по широкому рубцу.

— Больно? — спросила она.

Сингур не ответил. Он спал.

* * *