Чёрный фимиам (СИ)

Он с трудом поднял голову. Придерживая мужчину за ходящие ходуном плечи, шианка помогла ему сесть. Кружку он держать не мог, поэтому она поила его сама. Он пил, стуча зубами по краю и расплескивая вино. Но выпил всё. И снова упал на тюфяк. Тело сотрясали волны крупной дрожи.

Нелани стала стягивать с Сингура одежду. Она знала, что после тряски и озноба начнутся судороги. И вино от них не помогало, конечно, вовсе, но все же с вином было лучше. Терпеть такое на трезвую голову!

У фимиамщиков всегда так: потливость, озноб, боль, судороги, потом слабость, короткий сон и дальше по кругу. Вот только шианка, хотя и называла Сингура фимиамщиком, понимала, что он им не был. Ей не раз доводилось видеть курильщиков лотоса, любителей курвакса, втиравших ядовитый порошок в десны, почитателей чиу-а, жевавших приторно-сладкие корешки. Все они страдали, если лишались дурманящих зелий, потому были вынуждены принимать их постоянно. Но с Сингуром она была уже несколько дней, и он точно не одурманивался. А в первую их встречу своими ногами ушел после приступа из «Четырех лун». Фимиамщики же становились похожими на скотов, если вовремя не получали свой яд.

Нелани стягивала с Сингура одежду, он, несмотря на лихорадочный озноб, кое-как ей помогал.

– Тихо, тихо, – приговаривала девушка и гладила горячими руками ледяное напряженное тело. – Скоро стать легче.

Хотя они оба знали, что нет.

Он лежал на животе и, вжимая лицо в тюфяк, вгрызался зубами в жесткую ткань. Тело выкручивала судорога. Нелани торопливо разминала то деревенеющую вывернутую руку, то спину, то ногу. С нее самой уже лил пот, который шианка зло смахивала с лица.

– Не помогло твое вино, – хрипел Сингур.

Глаза у него были полны крови. Белки стали ярко-красными.

– Когда это вино помогать от фимиам? – возмущалась Нелани, не переставая его гладить. – От фимиам помогать только фимиам, уж тебе ли не знать!

Он только сжимался на топчане, не в силах больше говорить.

– Если бы ты не любить всех убить, мы могли бы искать фимиам в Веселый дом. Там наверняка есть. Старший брат дать бы тебе, сколько ты хотеть. Зачем ты его убить? Что за злость? Чуть видеть человека сразу его убить! Даже не поговорить!

– Не было у меня времени с ним говорить, – стонал в ответ мужчина. – Уйди.

Шианка фырчала, но продолжала гладить его по каменной от страдания спине:

– Убить время быть, а говорить – нет! Лишь бы всех хватать и калечить. Откуда ты взяться на мой голова такой хилый и свирепый?

Ее теплые ладони скользили от плеч к шее, от шеи – к плечам, по спине вдоль позвоночника, вниз, вверх. Мягко касаясь пальцами безобразного шрама.

– Я достать тебе фимиам, но только завтра утро. Сейчас придется пить вино и орать от боль.

– Мне… не нужен… фимиам, – скрипя зубами, отвечал Сингур. – Я… не фимиамщик.

– Ты не фимиамщик только в своей голова! – сердилась Нелани. – Но я-то видеть, что с тобой происходить.

– Фимиам мне не поможет, – он стискивал голову ладонями.

– А что помочь?

– Здесь… этого… нет, – рычал Сингур.

– Ну… это Миль-Канас – здесь есть все. Если я знать, что искать, я находить…

– Да говорю же тебе, здесь этого НЕТ! – заорал он и врезал кулаком по деревянной лежанке.

Шианка отшатнулась, но тут же притянула к себе содрогающегося мужчину и прошептала, целуя в макушку:

– Ну… ну… покричать. Когда кричать – всегда легче. Мы что-то придумать. А ты пока покричать.

Он повис на ней, а Нелани продолжила гладить его и шептать:

– Скоро эта волна кончаться, ты пить вино и спать. Скоро наступать утро. И утро я придумать, как быть до следующий волна. Если я не придумать, сколько волна тебе терпеть? Много?

– Да, – сказал он. – Много. Одиннадцать или пятнадцать. Может, больше.

Шианка снова поцеловала потную макушку, а про себя выругалась: пятнадцать волн вот такого? А ведь каждая новая – сильнее предыдущей. Он или умрет, или спятит от мук.

– Нет. Я придумать что-то.

Он зло проорал:

– Да что ты можешь придумать?!

– Пока я не знать. Ты свой ор мешать мне решить! Лучше бы ты заткнуться и молчать, – она легонько толкнула его, вынуждая лечь обратно, но Сингур положил тяжелую горячую голову не на тюфяк, а ей на колени и закрыл глаза. Его трясло от новых и новых приступов боли.

– Как злой бездомный собак! То рычать и кусаться, то искать, кто приласкать, – покачала головой Нелани. – Как у такой мерзкий брат может быть такой хороший сестра?

Она бубнила, но не переставала гладить его. Постепенно Сингур начал затихать. Это случилось очень нескоро, однако боль первой волны угасла и откатилась перед новым натиском.

– Белокожий ты… – под пальцами Нелани, скользящими вдоль безобразного шрама на спине, что-то дрогнуло, будто шевельнулось. Девушка испуганно отдернула руку. А потом нерешительно снова коснулась потной кожи. Легкое, едва ощутимое трепетание, словно что-то живое затаилось.

Шианка мягко провела пальцами по широкому рубцу.

– Больно? – спросила она.

Сингур не ответил. Он спал.

* * *