Черный флаг (ЛП)

— Доброе утро, сэр! — широко улыбнулся тот, что чистил пистолет. У него были длинные седеющие волосы, стянутые сзади, а лицо его говорило о долгом времени, проведенном на морском бризе. — Я правильно понимаю, что вы и есть Дункан Уолпол?

Я вспомнил манеру речи Уолпола. Культурные интонации.

— Верно, это я, — ответил я, и моим собственным ушам это казалось так фальшиво, что я почти ожидал, что человек, чистящий пистолет, наведет его прямо на меня и прикажет стражникам схватить меня на месте.

Вместо этого он ответил:

— Так и думал, — и, все еще улыбаясь, прошел через двор, чтобы предложить мне рукопожатие, твердое, как дуб. — Вудс Рождерс. Приятно познакомиться.

Вудс Рождерс. Я уже слышал о нем, и пират во мне побледнел, потому что он был бичом подобных мне. Раньше он был приватиром, и потом он провозгласил, что ненавидит тех, кто обратился в пиратство, и торжественно пообещал повести экспедицию, нацеленную на их искоренение. Таких пиратов, как Эдвард Кенуэй, он предпочитал видеть на виселице.

"Но ты — Дункан Уолпол, — сказал я себе и, крепко пожимая руку, встретился с ним взглядом. — Не пират, конечно нет. Сотри в пыль эту мысль. Ты — ровня. Ты здесь по приглашению губернатора".

Какой бы успокаивающей не была эта мысль, она растворилась, когда я понял, что он не без любопытства разглядывал меня. В то же время у него на губах играла шутливая полуулыбка, будто у него в голове сидела мысль, и он не был уверен, делиться ею или нет.

— Должен признаться, моя жена совсем не умеет описывать людей, — сказал он, очевидно поддавшись любопытству.

— Простите?

— Моя жена. Вы встречались с ней пару лет назад на маскараде у Перси.

— Ах, да…

— Она сказала, что вы "дьявольски красивы". Очевидно, солгала, чтобы вызвать мою ревность.

Я сделал вид, что посмеялся над шуткой. Я должен был чувствоваться себя оскорбленным, что он не считал меня "дьявольски красивым"? Или я должен был довольствоваться тем, что общение пошло в свое русло?

Посмотрев на его ружье, я выбрал второе.

Затем меня представили второму человеку, смуглому французу с бдительным взглядом, его звали Жюльен ДюКасс. Он называл меня "почетным гостем" и говорил о каком-то "ордене", в который я должен был вступить. Снова меня назвали ассассином. И снова на этом слове сделали странный акцент, смысл которого я не мог понять.

Асесино — ассассин — ассассин.

Он интересовался честностью моего обращения в некий "орден", и я мысленно вернулся к письму Уолпола: "Ваша поддержка нашей тайной и благороднейшей цели вызывает симпатии".

"Какой могла быть эта "тайная и благородная цель" тогда?" — подумал я.

— Я вас не разочарую, — неопределенно сказал я. Сказать по правде, я не имел ни малейшего представления, о чем он говорил. Я просто хотел отдать сумку одной рукой и получить пухлый кошель с золотом во вторую.

Не понимая, что происходило вокруг, мне хотелось идти дальше, потому что тогда мне показалось, что моя уловка вот-вот собиралась обернуться крахом. Наконец я с облегчением заметил, что лицо Вудса Роджерса растянулось в улыбке — той же улыбке, несомненно, с которой он думал о повешении пиратов — и он похлопал меня по спине и настоял на том, чтобы я принял участие в стрельбе.

Да с удовольствием. Готовый сделать что угодно, чтобы они отвлеклись от меня, я занял их беседой.

— Как поживает ваша жена, капитан Роджерс? Она здесь, в Гаване?

Я затаил дыхание, готовясь к худшему из того, что он мог ответить: "Да! Вот и она! Дорогая, ты же помнишь Дункана Уолпола, да?"

Вместо этого он произнес:

— О, нет. Нет. Последние два года мы провели в разлуке.

— Прискорбно слышать об этом, — сказал я, думая о том, какие потрясающие это были новости.

— Думаю, она в порядке, — продолжил он, с нотками тоски в голосе, которые напомнили о моей потерянной любви, — но… точно сказать не могу. Я провел в Мадагаскаре четырнадцать месяцев, охотясь на пиратов.

Ага, слышал.

— Вы имеете в виду Либерталию, пиратский городок?

Была такая Либерталия в Мадагаскаре. Согласно легенде, капитан Уильям Кидд остановился там в 1697 году и потерял половину команды — остальные соблазнились образом жизни пиратской утопии, девиз которой был "за Бога и свободу" с ударением на свободу. В ней они щадили пленных, убивали как можно меньше, честно делились останками животных, независимо от ранга и положения.

Звучало уж слишком красиво, чтобы быть правдой, и многие считали, что место было выдумкой, мифом, но я верил в его существование.

Роджерс рассмеялся.

— Когда я прибыл на Мадагаскар, то увидел то, что было чуть лучше грустной оргии. Притон бандитов. Даже дикие псы были будто пристыжены его состоянием. Что же касается двадцати или тридцати людей, что жили там, то трудно сказать, что они были в обносках, так как большинство не носило вообще ничего.

Я подумал о Нассау, в котором таких низких нравов не терпели — по крайней мере до захода солнца.

— И что вы сделали с ними? — спросил я, изображая саму невинность.