Черный флаг

— Доброе утро, Дункан, — я услышал, как Вудс Роджерс окликнул меня с пристани. Это было свежее утро в Гаване, солнце еще не достигло предельной температуры, и легкий бриз дул со стороны Мексиканского залива.

Я начал было идти за Роджерсом, когда услышал голос: "Эдвард! Привет, Эдвард!"

На секунду я подумал, что кто-то обознался, даже обернулся, чтобы увидеть этого "Эдварда." Но потом я вспомнил. Эдвардом был я. Я был Эдвардом. Глупым Эдвардом. Который из-за несвоевременных угрызений совести выдал мой секрет самому большому пустомеле Гаваны, Стиду Боннету.

— Я нашел того, кто купит остаток моего сахара. Мне повезло, должен признаться, — крикнул он через пристань.

Я махнул рукой в ответ — отличные новости — зная о том, что на меня смотрел Роджерс.

— Он только что назвал вас Эдвардом, — сказал мой компаньон. Та же улыбка любопытства, которую я видел вчера, заиграла на его губах снова.

— Ах, это торговец, который привез меня сюда, — пояснил я, заговорщически подмигнув. — В мерах предосторожности я представился под чужим именем.

— Аа… Неплохо, — сказал Роджерс.

Но не убежденно.

Я был рад покинуть главную пристань, когда Роджерс и я присоединились к той же группе тамплиеров, которые были вчера на встрече в поместье Торреса. Все обменялись рукопожатиями, кольца, недавно надетые на наши пальцы, блестели, и мы кивнули друг другу. Братья. Братья из тайного общества.

Торрес повел нас к ряду маленьких рыбацких лачуг, у берега неподалеку на привязи покоились гребные лодки. Никого не было видно, по крайней мере, пока. Мы были предоставлены в этой маленькой части пристани сами себе, и так, не сомневаюсь, было задумано. Торрес повел нас к краю, где поджидали стражники у одной из маленьких лачуг. Внутри на перевернутом ящике сидел Мудрец; в оборванной одежде, с бородой и с удрученным, но непокорным взглядом.

Я заметил, как лица моих компаньонов изменились. Точно так же, как конфликтовали поражение и борьба на лице Мудреца, колебались и Тамплиеры, смотревшие на него со смесью восхищения и жалости в ответ.

— Вот и он, — тихо произнес Торрес, почти благоговейно, осознавал он это или нет, — человек, которого искали и тамплиеры, и ассассины больше десятилетия.

Он обратился к Мудрецу:

— Мне сообщили, что твоя фамилия Робертс. Это правда?

Робертс, или Мудрец, или как мы там его называли в тот день, не сказал ничего. Он просто озлобленно смотрел на Торреса.

Не отводя с него взгляда, Торрес поднял руку на уровне плеча. Ему в ладонь Эль-Тибурон вложил кристаллический куб из сумки. Я уже думал, чем оно могло быть. И я вот-вот собирался узнать.

Торрес, вновь обратившись к Мудрецу, сказал:

— Ты узнаешь это, как я полагаю?

Молчание от Мудреца. Возможно, он знал, чем это обернется, так как Торрес подал знак, и принесли второй перевернутый ящик, на который он сел лицом к тому, как мужчина с мужчиной, с той разницей, что один из них был губернатором Гаваны, а второй сидел в обносках, и у него был дикий, отшельнический взгляд, а руки были связаны.

Торрес потянулся именно к связанным рукам, пустив в ход кристаллический куб, а затем надавил им на большой палец Мудреца.

Двое мужчин смотрели друг на друга какой-то миг. Пальцы Торреса, казалось, что-то делали с большим пальцем Торреса, и затем капля крови наполнила фиал.

Я смотрел, но не совсем понимал, чему становился свидетелем. Мудрецу будто не было больно, но его взгляд, настолько свирепый, что я чуть не съежился от него, переходил с одного человека на другого, словно проклиная каждого из нас по очереди, включая меня.

Зачем им могла понадобиться кровь этого бедняги? Это имело какое-то отношение к Обсерватории?

— Согласно старым сказкам кровь Мудреца нужна, чтобы войти в Обсерваторию, — шепотом произнес ДюКасс, словно прочитав мои мысли.

Закончив, Торрес шатко встал с ящика и выставил всем напоказ фиал, который держал в руке. Его ладонь залилась алым светом, когда на сосуд упал свет.

— У нас есть ключ, — объявил он. — Теперь нам осталось найти только дверь. Возможно, мистер Робертс захочет проявить помощь в ее поисках.

Он сделал знак стражникам.

— Уведите его в мою резиденцию.

Вот и все. Жуткая операция завершилась, и я с радостью оставил странную картину позади, когда мы отправились обратно к главной гавани, куда прибыло судно. То, с сокровищами на борту, как я надеялся. Очень надеялся.

— Столько возни из-за одного человека, — сказал я Торресу, пока мы шли, пытаясь говорить будничнее, чем я себя чувствовал. — А Обсерватория — действительно такое важное место?

— Да, важное, — ответил Торрес. — Обсерватория была инструментом, созданной расой предтеч. Ее ценность не знает границ.

Я подумал о тех древних, которых я видел на изображениях в особняке. Это и есть предтечи Торреса?

— Хотелось бы увидеть завершение нашего драматичного дела, — сказал Роджерс, — но я должен поступиться этим удовольствием и отплыть в Англию.

Торрес кивнул. Знакомый блеск в его глазах вернулся.

— Конечно, капитан. Попутного ветра вам.