Черный флаг

— И королевский парламент не был столь единодушен! — крикнул я, и моряки издали радостные возгласы. Я взглянул вниз на Джеймса Кидда и особенно на Эдварда Тэтча, и они одобрительно улыбнулись.

Вскоре после этого, когда мы заплыли в бухту, я подумал: мне нужно было, чтобы Жюльен ДюКасс был убит. Если он увидит "Галку" и, более того, если он увидит, что я сбежал, он доложит своим товарищам тамплиерам, где видел меня, а это было излишне. Особенно если я все еще лелеял надежду найти Обсерваторию, которую, что бы там мои друзья не говорили, я всё же лелеял. Я подумал над этим, поразмыслил над разными возможными решениями, и, в конце концов, сделал то, что должен был: прыгнул за борт.

Ну, не тут же, конечно, нет. Сначала я сказал Джеймсу и Тэтчу о своих планах и потом, когда мои друзья узнали о моих намерениях отправится и удивить ДюКасса до главной атаки, я прыгнул за борт.

Я поплыл к берегу, на котором передвигался подобно ночному призраку. В это время я подумал о Дункане Уолполе и мысленно вернулся к вечеру, когда я вломился в поместье Торреса, надеясь, что эта ночь не закончится так же, как та.

Я миновал группы охранников ДюКасса, и мой ограниченный испанский позволил мне уловить кусочки разговоров — они жаловались на то, что им поручили найти припасы для лодки. К моменту, когда я подошел к лагерю и скрылся в зарослях, наступила ночь. Я прислушался к разговору, доносившемуся из надстройки, и я узнал один из голосов: Жюльен ДюКасс.

Я уже знал, что у ДюКасса была усадьба на острове, в которой он, несомненно, любил отдохнуть, вернувшись после своих экспедиций по управлению миром. То, что он в ту ночь не направлялся туда, говорило, что это была простая вылазка для сбора припасов.

Была одна проблема. Внутри надстройки мой бывший собрат-тамплиер был окружен стражей. Они были суровыми охранниками, которые раздражались от приказов собирать припасы для корабля, не говоря о том, что им приходилось терпеть остроту языка Жюльена ДюКасса. Но они все же были стражниками. Я осмотрел лагерь. На противоположной стороне развели костер, который догорел почти до последних угольков. Недалеко от меня стояли ящики и бочки, и, переводя взгляд с них на костер, я понял, что их расположили так неспроста. Я не удивился, когда, заглянув внутрь, увидел там бочонки с порохом. Я потянулся к спине, где я держал пистолет, чтобы он просох. Разумеется, мой порох был мокрым, но теперь доступ к пороху открылся.

В центре лагеря находилось трое солдат. По идее, они стояли на страже, но фактически они о чем-то болтали, я не расслышал. Возможно, проклинали ДюКасса. Другие солдаты проходили мимо, увеличивая гору запасов: в основном то были дрова, щепки, анкерки для пресной воды, которую набрали у ближайшего ручья. Держу пари, совсем не жаркое из дикой свиньи, на которое уповал ДюКасс.

Оставаясь в тенях и следя одним глазом за передвижением людей, я подкрался к бочонкам и выдолбил в самом нижнем отверстие, достаточное большое, чтобы наполнить руки и создать дорожку из пороха, которую я стал прокладывать, передвигаясь по краю лагеря до тех пор, пока не приблизился к костру настолько близко, насколько хватало смелости. Моя пороховая полоса описывала полукруг, по которому я вернулся к бочонкам пороха. По другую сторону этого круга находилась надстройка, где сидел ДюКасс, напиваясь и мечтая о великих планах тамплиеров по захвату мира — и громко браня своих норовистых людей.

Итак, у меня был костёр. У меня также была дорожка пороха, которая шла от костра через заросли и бочонки. А ещё у меня были люди, готовые вот-вот взлететь на воздух, и Жюльен ДюКасс, ожидающий моей расплаты. И теперь всё, что мне оставалось сделать, это устроить всё так, чтобы никто из этих грубоватых вояк не увидел мой импровизированный фитиль до того, как взорвётся порох.

Крадучись, я обогнул костёр и затем подкинул светящийся уголёк на конец пороховой дорожки. Звук от этого показался мне столь громким в ночи, что я весь сжался и возблагодарил Бога за то, что солдаты производили так много шума. Пока огонь двигался от меня по линии пороха, я надеялся, что я невольно не повредил дорожку, надеялся, что я случайно не испортил порох чем-нибудь мокрым; я также надеялся, что какому-нибудь солдату не взбредёт в голову явиться назад именно в этот момент…

Один всё же явился. Он нёс какую-то тару, может быть, с фруктами. Однако то ли запах, то ли шум предупредили его, и он остановился на краю поляны, уставившись себе под ноги, мимо которых как раз проскочил огонь по дорожке пороха.

Он поднял глаза и уже открыл было рот, чтобы позвать на помощь, когда я выхватил кинжал из-за пояса, замахнулся и бросил его. Спасибо Господу за все те полуденные часы, потраченные на порчу деревьев в Бристоле. Спасибо Господу, ибо нож пронзил солдата где-то выше ключицы — не слишком аккуратный бросок, но он всё же сделал своё дело — вместо того, чтобы поднять тревогу, солдат издал сдавленный, приглушённый звук и рухнул на колени, прижимая ладони к своей шее.