Черный гардемарин, судьба и время

А по бокам-то все косточки русские…

Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?

Мороз по коже:

Чу, восклицанья послышались грозные!

Топот и скрежет зубов;

Тень набежала на стекла морозные…

Что там? Толпа мертвецов!

То обгоняют дорогу чугунную,

То сторонами бегут.

Слышишь ты пение?

«В ночь эту лунную любо нам видеть свой труд»…

Нам с сестрицей жутко от этой толпы мертвецов, а папа желает дать отпрыскам представление о реалиях русской жизни. Сколько себя помню, столько слышал от него: Петербург возведен на костях, Николаевская железная дорога построена на костях – «благослови же работу народную и научись мужика уважать»…

В окно не видно ни зги: сплошная пелена коричневого дыма; сквозь дым прорываются языки открытого огня, горят кусты вдоль железнодорожной насыпи. Картинка зловещая, подстать стихам Некрасова. Окно мы сможем открыть лишь перед Чудово, когда нас окончательно разморит от духоты и стука колес.

Сколь долгим представляется этот путь в детстве! Едем и едем, уже темнотища, а спать нельзя: скоро пересадка в Бологом, на Бологое-Полоцкую линию. Когда-то мы доберемся до отцова села?

Притом при нас: невозвратное время довоенного комфорта. Чистенькие купе с уютными диванами, буфетные станции с важными татарами-буфетчиками, иконостасы на вокзалах, ныне замененные портретами Карла Маркса и Льва Троцкого (в непременном кумаче и ельнике)…

Из воспоминаний: никто никого не опасался, попутчики приветливо заводили беседы. Как бы управилась без этих бесед русская литература? Сегодня б мадам Вронская предусмотрительно поджала губы и не заговорила б с мадам Карениной – и тю-тю великий сюжет!

Меж тем, в 6-м году это выглядело так: в Бологом, на пересадке, папа задержался в буфете один – вышел с попутчиком. Знакомьтесь, господин такой-то (с которым мы потом еще повстречаемся), ему тоже в Осташков. Новый попутчик оказывается титулярным советником и непременным членом уездной землеустроительной комиссии. До Осташкова между ним и отцом – разговоры по земельному вопросу. В купе сквозь дремоту слышу о пахотах, наделах, угодьях, о тяжбах, которые ведет город Осташков с Ниловым монастырем. Засыпаю под разговор о монашестве в целом, сильно умножившемся в японскую войну: де, хитроумные мужички нашли способ избежать мобилизации…

Подъезжаем к станции Осташково. От нее шоссейная дорога в город Осташков, он в двух с половиной верстах на низком песчаном плесе Селигера. В город, к пристани, доставляет дилижанс.

На пристани зябко, холодно; пароход подадут позже. Кроме нас, дачников, на берегу кучка богомолок и группа мальчиков из духовного училища Торжка, с учителем; им в Нилову пустынь, на остров Столобня. Учитель подзывает и нас, послушать начало экскурсии в Осташковский уезд.

Милые предания стародавнего прошлого Осташкова! Известны мне затем наизусть. Всяк осташ горд тем, что в выделанных в его городе сапогах русский воин дошел до Парижа; тем, что в благодарность за вклад осташей в победу над Наполеоном государь император Александр Первый милостиво изволил посетить город Осташков в 1820-м году и явиться пред жителями на балконе дома Кондратия Савина – купца, поставлявшего сапоги для нужд русской армии.

Портрет Кондратия Савина и эпизоды посещения императором города Осташкова исполнены живописцем Яковом Колокольниковым. Живописцы Колокольниковы, родом из села Кравотыни, знаменитость уезда: самый известный из Колокольниковых, Мина Лукич, расписывал плафоны в Царском Селе, рассказывает учитель. Село Кравотынь, в свою очередь, ярчайшая достопримечательность уезда: дала отечеству плеяду выдающихся имен. Из этого села не только живописцы Колокольниковы, но и живописцы и резчики Верзины; гордость Осташковского уезда покойный настоятель петербургской духовной академии профессор богословия Болотов.

И продолжается рассказ о великом прошлом уезда, о монастырях и церквях редкой красоты…

Меж тем подходит ненадолго отлучавшийся папа.

«Кошмар, – говорит, – до Парижа сто лет назад дотопали, а ни одного пристойного ретирадника до сих пор не соорудили. Воистину осташи!».

Учитель тем временем возвращается к купцам Савиным, которые «наше все» в Осташковском уезде. Разбогатевшей на войне с Наполеоном семье Савиных принадлежат сапожное производство, лесопильные и кожевенные заводы, общественный банк, ремесленное училище, очаги сельскохозяйственной культуры, сиротский приют, богадельня. Точно знаю: с февраля по сентябрь 1918-го года братья Савины находились под арестом в тверской чрезвычайке, однако не стану забегать вперед. В моем повествовании сейчас 1906-й год; мы на пристани товарищества Савиных, чьи пароходы курсируют в навигацию по селениям селигерских берегов. Нам как раз в знаменитую Кравотынь, папино село.