Черный горизонт. Красный туман

– Никаких резких движений, – повторил блондин, похоже, считая, что у подозрительного мужчины проблемы со слухом.

– Хорошо, только давайте спокойно. – Роберт развел полы куртки, расстегнул верхнюю пуговицу рубахи. Серебристо заблестел прямоугольник «бессмертника», толстый кусок металла, покрытый охранными инскрипциями. Импульсы поплыли к «бессмертникам» солдат.

Те опустили оружие, отдали честь.

– Можем чем-то помочь?

– Нет, занимайтесь своей машиной и ранеными. Проверьте, не пострадали ли гражданские. И ждите подмогу.

– Господин полковник…

– Это не ваша вина. Вы не могли предвидеть этой атаки. Я так и напишу в рапорте.

– Спасибо. – Блондин вздохнул с облегчением. – Господин полковник…

– Что еще?

– Вы очень быстрый, я заметил, как вы ушли от птицы.

– Полагаю, вы еще не видели быстрых людей, сержант. Я был слишком медленен. Помните: не расслабляйтесь, охраняйте место.

– Процедуры нам известны. А вы?

– А я попытаюсь их достать, – сказал Роберт и бегом двинулся вдоль Варшавской, зная, что через минуту сбежится толпа, забьет ауру и заблокирует дальнейшую погоню.

– Удачи! – услышал он за спиной крик молодого солдата, но уже сосредоточился на задаче. У него была проблема. За нападение отвечал слуга Черных, человек, поскольку никто другой не пробрался бы столь глубоко на польскую территорию. А значит, должен источать ауру, ржавый запах врага. Но Роберт не мог различить этот запах и припоздал на место нападения. Это могло означать две вещи. Или Черные наконец-то создали хорошее маскирующее заклинание. Или же на конвой напали обычные, незачарованные люди, члены одной из сект, держащихся культа балрогов, на чей след контрразведка еще не вышла. Первая возможность означала бы смертельную опасность для оборонительной системы Польши, вторая – реальную угрозу для гражданской территории. Вот только зачем – вне зависимости от истинных объяснений – они напали на не слишком важный конвой с запасом печатных заклинаний, тем самым выдав свое присутствие? Разве что это некая попытка. Тест возможности. Предупреждение.

Роберт быстрым шагом двигался по улице. Искал след, знак, завихрение реальности. Люди вокруг вели себя привычно для подобных ситуаций. Некоторые, не слишком умные, бежали к месту нападения, чтобы понять, что происходит. Другие, более осторожные, поспешно укрывались в подворотнях или в магазинчиках. Матери успокаивали плачущих детей, мальчишки гнали вверх по улице, чтобы взглянуть, что стряслось, кто-то кричал им вслед, кто-то пытался их удержать. Некоторые окна широко распахивались, и на лежащих там чуть не столетиями подушках поудобней умащивались кавенчинские матроны, чтобы, как и в любой другой день, поглазеть на улицу, на которой наконец-то случилось нечто и вправду интересное. Другие же окна захлопывались, а из-за стекол выглядывали перепуганные, гротескные лица с расплющенными о стекло носами. Старик, которому расколовшаяся витрина ранила голову и спину, громко кричал о помощи, с тротуара поднималась женщина, оглушенная, похоже, грохотом, беспомощно пытаясь собрать рассыпавшиеся вокруг яблоки. Из поперечной улочки выскочил молодой полицейский, на бегу расстегивая кобуру, в десятке метров позади двигался еще один, в звании сержанта, постарше и потолще. Мундир наполовину расстегнут. Сам без фуражки, красный и вспотевший, сопел и хрипел, но упорно пытался не отставать от младшего коллеги. Завыли сирены, призывая к ратуше всех ветеранов и членов городских добровольческих служб. Кавенчин толково реагировал на угрозу.

Это городское движение было на первый взгляд хаотично, но, возникая из статистически предсказуемых человеческих поступков, обладало своим рваным ритмом, внутренней логикой толпы. Обострившееся восприятие Роберта искало нарушения в этом потоке. Искало реакции, отличные от стандартных. И нашло.

Он увидел мужчину, что входил в небольшой продуктовый магазинчик. Роберт прошел мимо, не в силах заглянуть внутрь сквозь заклеенные рекламами окна. Он был уже в десятке шагов, когда услышал, как двери магазина отворяются вновь. Придвинулся к стене дома, остановился, чуть прикрытый сливной трубой, и выглянул. Мужчина высунул голову наружу, нервным взглядом проверил улицу, потом быстро зашагал, держа обе руки в карманах джинсовой куртки. Ему могло быть как тридцать, так и пятьдесят лет, штаны и обувь – изрядно поношены. Это не свидетельствовало ни о чем. Продолжавшаяся четыре десятилетия оборонительная война не принесла стране и ее жителям богатства. В Польше жило достаточно бедных людей, которые носили штаны, пока те не истреплются. Но у этого человека обувь была не только старой, но и грязной, а дыры на куртке и штанах он не штопал. Бедные честные люди не позволяют себе роскоши небрежности, матери штопают детям трусики и носочки, подрастающие мальчишки ходят в брюках, чьи штанины удлиняют понизу все новыми полосками материи, младшие носят одежду после старших родственников. Выстиранную и аккуратную.

Мужчине не повезло: быть может, пойди он вниз по улице, Роберт не захотел бы его догонять. Но зашагал он в противоположном направлении.