Открывая огонь из пистолета, я стал целиться в ближайших ко мне морсего, с удивительной ловкостью взбирающихся вверх по склону груды черепов и костей на четырех конечностях. Двумя меткими выстрелами я прикончил двоих из них — пули калибра девять миллиметров заставили их отлететь назад — и прицелился в третьего, подумав при этом, что патронов у меня хватит всего лишь на нескольких морсего, а их ведь на нас ополчилось не то двести, не то триста…
И тут произошло нечто очень странное.
Уже вот-вот собирающиеся разорвать нас на части своими клыками и когтями морсего вдруг дружно, словно по команде, замерли и даже перестали издавать свой оглушительный рев. Затем они медленно склонили головы и сделали несколько шагов назад, тем самым отступая от нас.
Мы тоже замерли, перестав стрелять и не зная, что и думать о такой неожиданной перемене в поведении окружающих нас жутких существ. Затем мы все переглянулись, и при свете постепенно угасающих бенгальских свечей я увидел на лице своих товарищей такое же выражение недоумения, какое они, должно быть, увидели и на моем лице. Я, заметив какой-то отблеск со стороны верхней части статуи, поднял глаза и увидел нечто удивительное.
На голове статуи стоял человек в золотой маске и желтой тунике. Он словно бы сошел с одного из изображений, украшавших «зал с рисунками», как мы окрестили помещение, в котором имелась стенная роспись. В обеих разведенных в стороны руках у него было по факелу, и он держался так величественно, что, похоже, одним своим присутствием заставил остановиться целую толпу разъяренных морсего.
— Этого не может быть… — услышал я голос профессора, тоже заметившего этого человека.
— Этого не может быть, — повторила его слова Кассандра. — Не может быть…
Стоявший на голове статуи человек начал торжественно петь монотонную песню на каком-то неизвестном мне языке, словно бы пытаясь окончательно успокоить притихших при его появлении морсего. Это ему вскоре удалось: морсего не только опустились в знак смирения на колени, но и, насколько я смог разглядеть, стали с удовольствием прислушиваться к мелодии этой странной песни.
По правде говоря, мне тоже захотелось встать перед этим человеком на колени — в знак благодарности за то, что он нас, в общем-то, спас. Взглянув на своих товарищей, я увидел на их лицах все то же выражение недоумения — у всех, кроме Валерии. Дочь профессора в этот момент почему-то загадочно улыбнулась, как будто кто-то рассказал сейчас анекдот, смысл которого поняла только она одна.
Затем Валерия повернулась ко всем нам и, выводя нас из оцепенения, сказала:
— Чего вы ждете? Быстрее лезьте по веревке вверх.
Наконец-таки сообразив, что происшедшее на наших глазах чудо дает нам возможность спастись, мы, цепляясь за веревку, один за другим вскарабкались на статую и затем полезли вверх по вертикальному туннелю. Первыми полезли профессор, Валерия и Клаудио (дочь профессора и аргентинец тащили оба на спине по рюкзаку, в которые мы положили таблички с клинописным текстом). Оказавшись наверху, они пару раз дернули за веревку, давая нам понять, что уже достигли вершины пирамиды. Тогда мы с Кассандрой привязали к веревке Анжелику, которая, хотя на ее животе и зияла ужасная рана, держалась довольно бодро и всячески старалась не потерять от боли сознание. Как только ее подняли наверх, один конец веревки снова был сброшен вниз, и по ней полезла Касси.
Загадочный жрец в золотой маске и желтой тунике тем временем продолжал стоять на голове статуи все в той же позе и петь все ту же песню. Касси, оказавшись рядом с ним, лишь слегка покосилась на него, а затем снова полезла по веревке вверх.
Наконец очередь дошла и до меня. Бросив последний взгляд на многочисленных морсего, молча стоявших на коленях с самым безобидным и невинным видом, я, ухватившись за веревку и взобравшись по ней на вершину статуи, оказался рядом с загадочным жрецом, явившимся сюда из глубины веков.
Прежде чем продолжить лезть вверх, в вертикальный туннель, я на секунду повернулся к этому жрецу и, прекрасно осознавая, что он меня не поймет, все же, слегка склонив перед ним голову, торжественно произнес:
— Спасибо. Вы спасли нам жизнь.
И тут мне показалось, причем довольно явственно, что жрец, взглянув на меня через отверстия в маске, слегка подмигнул.
Как только я долез до самого верха туннеля и выбрался наружу, я повернулся и, протянув вниз руку, помог вылезти наружу и загадочному жрецу, который почему-то последовал сразу за мной.
Выбравшись при тусклом вечернем свете из пасти каменного морсего, он встал спиной к нему и скрестил руки на груди.
То выражение, которое появилось при этом на лицах моих товарищей, стоило бы запечатлеть.
— Кто… — ошеломленно пробормотал профессор. — Кто вы?
Из-под золотой маски до нас донесся сдержанный смех.
— Я быть правитель в Черный Город, — сказал жрец торжественным и, как мне показалось, знакомым голосом. — Я приходить спасти вы от морсего.
Произнеся эти слова, жрец снял маску, и мы увидели настоящее лицо своего спасителя.
— Иак! — воскликнула Касси, бросаясь обнимать туземца.