Черный грифон

Смирнов осторожно глянул между стволами и замер. Над кустами, то скрываясь в них, то снова поднимая меховую спину, возилась массивная тёмно-бурая туша. Внезапно зверь поднял носатую морду и недовольно глянул на конкурента.

– Ой-ё! Медведь! – чуть слышно, почти про себя, воскликнул Платон и замер.

Что делать? Лезть на дерево? Так общеизвестно, что медведи лазают не хуже, а то и лучше человека. И уж точно лучше непривычного к лесу городского жителя. Убежать? Да уж, убежишь от медведя, если он в броске развивает скорость до семидесяти километров в час.

И уж точно не стоит пытаться подстрелить лесного хозяина из той пародии на оружие, что смастерил Смирнов. Оставалось одно. Когда-то, ещё в детстве, Платон узнал, что лучше всего при встрече с медведем притвориться мёртвым. Мол, всё равно, ни убежать, ни спрятаться на дереве не получится. Так что он ткнулся ничком в землю и, закрыв глаза, постарался дышать потише. Сердце колотило так, что медведь, похоже, слышал его удары. Дыхание превратилось в короткие беззвучные всхлипы, а по лбу потёк липкий, неприятный, холодный пот. Такой «мертвец» мог обмануть только очень доверчивого медведя, но Платон продолжал притворяться, тем более, ничего другого не оставалось – треск кустов малины слышался всё ближе.

Наконец раздался негромкий короткий рык, и над ухом послышалось шумное сопение. Смирнов, не открывая глаз, чувствовал, как зверь подошёл к нему, склонился над плечом, тщательно обнюхал голову. После чего пару раз фыркнул и на голову Платона посыпалось что-то мелкое, после чего стало тихо.

Молодой человек полежал ещё с минуту, но ничего не произошло. Тогда он осторожно открыл глаза, приподнял голову и, опираясь на ладони, осмотрелся. Медведя нигде не было, а прямо перед лицом в земле виднелись пять тонких канавок, явно прочерченных когтями. Платон приложил к ним ладонь и присвистнул. Чтобы попасть в след, пальцы пришлось растопырить, насколько возможно.

И тут руки подломились, Смирнов рухнул лицом на землю и, неожиданно для себя, заплакал. Только сейчас он в полной мере осознал, насколько был близок к смерти.

– Да куда же я попал? – шёпотом спросил он неизвестно кого.

Ответа не было.

Платон лежал на земле ещё пару минут. Руки и ноги дрожали, подняться не было сил. Наконец, волна запоздалой паники прошла, он смог сесть, затем и встать, опираясь о ствол дерева. Но теперь ему было страшно. Казалось, за каждым кустом, под каждым корнем, его ждёт хищник, и любое неосторожное движение приведёт к немедленной атаке. Так ребёнок в темноте боится высунуть ногу из-под одеяла, веря, что его тут же сцапает чудовище.

Платон Смирнов осторожно, пригнувшись, добрался до изрядно уменьшившегося костра, присел на траву и долго бездумно глядел в огонь. Наконец, он глубоко вздохнул и сказал:

– Дожить бы ещё до этих спасателей.

Надо было как-то обеспечить свою безопасность. И идея на этот счёт уже формировалась в голове.

Платон раскрыл нож, и всё так же крадучись, дошёл до неизвестного ему кустарника с длинными и тонкими, похожими на ивовые, ветвями. Заросли этих недолиан молодой человек заметил во время своей неудачной охоты. Ещё подумал, что гибкие и прочные ветви могут пригодиться. Например, корзинку сплести, или морду – рыбу ловить.

Плести снасти Платона научила бабушка, папина мама. Папу Платон никогда не видел, но с бабушкой всё детство поддерживал тёплые отношения, пропадая у неё дома, в деревне, с мая по сентябрь. Возможно, матери просто хотелось летом отдохнуть от ребёнка, а бабушка была рада возиться с внуком, приучая его к сельской жизни.

Вот уж кто не пропал бы ни в какой ситуации. Она была рыбачкой от бога, и для выживания ей нужен был только водоём. Сделать снасти Прасковья Ивановна могла из чего угодно. Она и научила Платона плести сети, выливать из свинца грузила, определять по цвету воды и её течению, где стоит рыба и многому другому.

Поэтому Смирнов со знанием дела нарезал длинных тонких веток, целую охапку, еле руки сомкнул. Отнёс их к костру и теперь не спеша ошкуривал. Про свой страх молодой человек забыл, обманутый малиной голод тоже не доставлял неудобств, и выживальщик поневоле старательно плёл из ветвей гамак, перевязывая соединения свежесодранной корой. Он разумно рассудил, что спать лучше всего на дереве, ну а, чтобы не упасть, стоит соорудить какое-нибудь ложе.