Черный гусар. Разведчик из будущего

— Что же вы предлагаете, барон? — неожиданно подал свой голос виконт.

— Я думаю, что его все же стоит доставить в деревню. Отдать местному пастору, и он уж позаботится о грешной душе Жана.

— Но Жан католик, а ваш пастор лютеранин.

«А я православный», — хотел добавить Игнат Севастьянович, но сдержался.

— Перед Богом все равны, господа.

Французы переглянулись. Они вынуждены были признать правоту пруссака. Да и выхода у них другого просто не было. Можно было бы поискать в этих краях и католического священника, да вот сколько бы на это ушло времени.

— Как же мы его доставим? — задал вопрос, что летал в воздухе уже несколько минут, граф.

— Привяжем его веревками, благо у меня они есть, к седлу, и пусть он едет на моей лошади. Ну, не везти же его в карете?

Французы закивали. Перспектива делить карету с покойником их не устраивала.

— А как же вы, барон? — полюбопытствовал виконт, понимая, что пруссаку все равно придется на чем-то ехать.

— А я поеду на облучке. Вам ведь все равно нужен другой кучер.

— О да, барон, — согласился Виоле-ля-дюк.

— Значит, так и сделаем. Вы, господа, пока есть возможность, перезарядите свое оружие. Кто знает, вдруг оно нам еще понадобится.

Пока французы возились, фон Хаффман посадил покойника в седло и крепко-накрепко привязал его веревками. Если бы у кучера не было головы, отметил про себя Игнат Севастьянович, он бы как две капли воды походил на персонажа Майн Рида. Затем прицепил лошадь позади кареты, дождался, пока французы заберутся внутрь. После чего обшарил карманы мертвого разбойника, лишние деньги им бы сейчас не помешали. Пусть убийца хоть раз позаботится о своей жертве. Затем оттащил разбойника под ели и наломал еловых лап. Нежно, словно перед ним лежал его близкий друг, накрыл того ими. Перекрестил на всякий случай и только после этого, вернувшись к карете, занял место кучера. Отыскал плеть, она лежала на сиденье. Размахнулся ею, и лошади медленно покатили вперед.

Ближе к вечеру они добрались до ближайшей деревни. Барон фон Хаффман тут же отыскал пастора. Вручил ему деньги, изъятые у разбойничка, обрисовал в багровых тонах (слегка приукрасив) события, произошедшие днем, и попросил того предать бывшего кучера земле. То ли боясь гнева Черного гусара, то ли священнику было все равно, кого хоронить, а может, тут сыграли свою роль и деньги, но пастор согласился.

— Вы, господа, — проговорил фон Хаффман, обращаясь к французам, — как хотите, но я бы пожелал остановиться на ночлег в этой деревеньке.

Виконт и граф переглянулись. Минуты три о чем-то говорили по-французски, отойдя в сторону, изредка косясь на пруссака. Наконец после разговора, окончания которого барон терпеливо дожидался, Виоле-ля-дюк подошел к фон Хаффману и сказал:

— Мы остаемся с вами, барон. У нас есть к вам деловой разговор, а на пустой желудок говорить о нем не хочется.

— Хорошо. Осталось найти только постоялый двор или дом, где нам любезно предоставили бы возможность поесть и выспаться. — Игнат Севастьянович взглянул на голубое вечернее небо и добавил: — Меня сейчас устроил бы и сеновал.

— Главное, — молвил виконт, — чтобы клопов не было.

Взглянув на него, фон Хаффман понял, что д'Монтехо изрядно помучился предыдущей ночью.

— Будем надеяться, что их не будет, господа, — проговорил барон и направился к первому же дому, что стоял невдалеке от кирхи.

Если уж не удастся остановиться на постой, то, по крайней мере, думал Игнат Севастьянович, он узнает, где можно остановиться и есть ли где в деревеньке постоялый двор.

Повезло. Фортуна повернулась к нему и в этот раз лицом. Хозяин, увидев деньги, что извлек из кошелька барон, не раздумывая согласился, пожаловавшись только, что потчевать ему сейчас добрых путников нечем. Из-за прусского короля Фридриха сейчас у него проблемы с продовольствием. Не иначе, решил фон Хаффман, местный землевладелец, а может быть, даже тот же пастор, устроил в этих краях продразверстку.

— Ничего, как-нибудь обойдемся, — проговорил Игнат Севастьянович, припомнив, что у него в сумке, которую он вовремя снял со своей лошади, лежало несколько тушек жареных диких голубей. Пусть только французы попытаются отказаться от столь щедрой трапезы. Не захотят — пусть спят голодными. — У нас есть с собой продукты, — пояснил он. Затем взглянул на французов, что скромно стояли у своей кареты, и прокричал: — Господа, я договорился! — Увидел, как лица обоих дворян расплылись в довольной улыбке, добавил: — Вот только еду вам придется взять свою.

Граф выругался. Открыл дверцу кареты и достал корзину.

Стол ломился от яств. Хозяйка была явно женщиной зажиточной, о чем свидетельствовал двухэтажный дом, к тому же на деньги жадной. При виде монет, что заплатил ей барон, сердце ее сразу же оттаяло, хотя вначале хотела их накормить овощной похлебкой, и накрыла стол от всей своей щедрой души. Попыталась было вертеться рядом с ними, чтобы угодить всем прихотям, но граф попросил ее оставить их одних. Женщина недовольно фыркнула. Пришлось ей удалиться, чтобы для гостей застелить кровати.