Общаться с палачом у барона не было никакого желания, к тому же скрывать фон Хаффману от графа Ушакова нечего.
— Мне скрывать нечего, — проговорил Игнат Севастьянович и вышел из камеры следом за Шуваловым.
— Присаживайтесь, барон, — проговорил Ушаков, указав рукой на табуретку, что стояла рядом со столом. — В ногах, как говорят в России, правды нет. Вам врать нам не резон.
Игнат Севастьянович сел. Затем взглянул на Шувалова, что остался стоять в дверях.
— Ступайте, Александр Васильевич, — проговорил старый инквизитор, — я уж как-нибудь сам допрошу нашего многоуважаемого барона. Я ведь уверен, что мы с вами, уважаемый барон, как-нибудь да найдем общий язык?
Фон Хаффман кивнул. Взглянул на Шувалова и заметил, как у того изменилось лицо. Человек, приставленный к графу Ушакову самой Елизаветой Петровной, остался недоволен приказом. Вот только выбора у него не оставалось, и он должен был покинуть комнату. Когда за ним дверь закрылась, инквизитор взглянул на Игната Севастьяновича и проговорил:
— Надеюсь, вы, барон, понимаете, почему вы здесь?
— Где здесь? — Фон Хаффман сделал вид, что не ведает, куда он попал.
— Хорошо, — молвил Ушаков, — будем считать, что вы не знаете. Вы слышали о Тайной канцелярии, учрежденной еще при Петре Великом? — полюбопытствовал он.
— Конечно, — сказал Игнат Севастьянович.
— Так вот, повезло вам или угораздило, но вы оказались в Тайной канцелярии пока в качестве гостя.
— Гостя? — переспросил барон.
— Пока да.
— А это, — фон Хаффман продемонстрировал, что находится в штанах, рубашке и босиком, — как понимать?
— Издержки работы. Мои люди слишком прямо поняли мой приказ. Желаете, чтобы вернули вашу одежду?
— Конечно, — проговорил фон Хаффман, — по крайней мере, я в ней буду чувствовать себя комфортно.
Ушаков взял в руки колокольчик, что стоял на столе, и позвонил. Вошел Шувалов. Александр Васильевич ожидал, что граф предложит ему присоединиться к разговору, а тот вместо этого велел вернуть барону для начала сапоги. Шувалов скорчил недовольную рожицу и скрылся исполнять приказ. Пока его не было, Ушаков проговорил:
— Извините, барон, но мундир и саблю я вам вернуть пока не могу. Я еще не сделал вам свое предложение, а вы не согласились его принять.
Игнат Севастьянович тут же смекнул, что тот, скорее всего, предложит на него работать, и не ошибся. После того как Шувалов принес сапоги (и тут же покинул кабинет), а он их неспешно надел, Ушаков продолжил:
— Мне прекрасно известно, что вы встречались с Великим канцлером. Мне хотелось бы знать цель вашей встречи.
— Я просил графа посодействовать устроиться на службу…
— Не верю, чтобы просто так Алексей Петрович согласился встречаться с каким-то немцем, когда он вас, пруссаков, да этих лягушатников на дух не переносит.
Сухомлинов усмехнулся. Менять свое решение он не стал. Посмотрел на Ушакова пристально и произнес:
— Я доставил его сиятельству письмо французского короля их послу.
— Такие письма желательно доставлять сюда, а не отвлекать Великого канцлера по пустякам. С чего вы решили, что письмо заинтересует Бестужева?
— Это тайнопись.
— Эвон как! — воскликнул Ушаков. — Действительно правильное решение. Только у Бестужева есть шифры к таким бумагам. Сколько я ни пытался выманить их у него, никак не получалось. Только откуда какому-то заштатному барону известны секреты Российского государства?
Игнат Севастьянович вздрогнул. Как-то он и не подумал.
— Ведь французского посла несколько лет назад выгнали именно из-за переписки, которую Великому князю удалось прочитать. Позорное бегство Шетарди не прошло в Пруссии незамеченным. Король Фридрих отметил гениальный ум Бестужева.
Глаза Ушакова засветились каким-то загадочным блеском. Игнат Севастьянович так и не смог понять, был ли он восхищен канцлером или просто позавидовал, что самому ему не пришло в голову отслеживать тайную переписку послов.
— Бестужеву удалось, я так понимаю, расшифровать? — спросил инквизитор.
— Да.
— И что же в нем было?
— Мне неизвестно, но я могу догадываться.
— Вот как? И что же там, по вашему мнению, написано?
— Король Людовик предлагает переманить на свою сторону молодую Екатерину.
— Почему именно ее, а не кого-то другого?
— Петр Федорович, он пруссак в душе. Поклоняется и боготворит короля Фридриха.
— Это мне известно.
— Великий канцлер ненавидит как пруссаков, так и французов, отчего вряд ли пойдет на сделку как с теми, так и с другими.
— Но с вами-то он пошел, — усмехнулся Ушаков.
— Тут совершенно иной случай, ваше сиятельство. Видите ли, я — дезертир!
— Могу ли я узнать причину этого?
— Отчего же. Раз уж откровенно беседуем — в Пруссии мне грозила смертная казнь, и я вынужден был покинуть армию и бежать.
Ушаков встал из-за стола, подошел к маленькому окну, выходившему во двор Петропавловской крепости, и задумался. Замолчал и барон.
— Продолжайте, барон, — проговорил инквизитор. — О причине вашего бегства из Пруссии я могу догадаться — дуэль. — Повернулся, увидел удивленное лицо гусара и добавил: — Также мне известно, что уже в России вы вляпались в нечто подобное. Вы не можете жить без дуэлей, барон?