— Я ждала тебя. Чувствовала своим сердцем, что ты вернешься, — проговорила она. Со всей страстью, что кипела сейчас в ее нежной девичьей груди, стала его целовать.
Игнат Севастьянович вдруг понял, что ответная страсть охватывает его. Дремавший до этого внутри него барон вдруг ожил и залепетал:
— Ich liebe dich, meine Seele.
Их уста слились в страстном поцелуе. Неожиданно что-то в голове фон Хаффмана щелкнуло. Игнат Севастьянович отстранил от себя девушку и посмотрел в ее голубые глаза.
— Как же ты обнаружила, что я вернулся? — спросил он.
— Я каждый день приезжала сюда. На берег реки. На наше место.
В голове вновь что-то щелкнуло, и фон Хаффман вдруг сделал шаг назад. Только сейчас он заметил, как в их сторону направляются несколько человек в черных кафтанах, двое из которых были вооружены допотопными фузеями. Еще у одного был старенький мушкет, а у замыкавших процессию троих верзил — алебарды. Возглавлял же эту процессию молодой мужчина в темно-сером кафтане, в белоснежной рубашке. В руках офицер сжимал саблю.
— Вот незадача, — прошептал Игнат Севастьянович.
В то, что девушка могла его предать, он не верил. Скорее за ней был закреплен наблюдатель (а может, и не один), который каждый день, на протяжении нескольких месяцев, в надежде, что ему удастся заловить дезертира, ходил на берег реки. Любопытно было знать, кому господин барон Адольф Иоганн фон Хаффман так неудачно перешел дорогу, раз на него организовали целую охоту. В этот раз охотникам повезло. Пока барон и Катарина лобзались на берегу, тот успел сбегать за помощью.
Сухомлинов вытащил из ножен шпагу. Сделал в воздухе ею восьмерку и со всего размаху рубанул воздух.
— Лучше погибну в бою, чем от руки палача, — проговорил Игнат Севастьянович. Взглянул на Катарину. Улыбнулся: — Уходи. Тебе этого видеть не нужно.
Девушка попятилась к лошади. Накинула капюшон на голову, скрывая таким образом лицо. Барон вздохнул. По крайней мере, он не увидит ее слез. Катарина вскочила в седло, пришпорила и умчалась в сторону замка. Фон Хаффман проводил ее взглядом. Взвесил в руке шпагу. С таким оружием против семерых хорошо вооруженных воинов, у которых, наверное, и приказ: «Живым в случае сопротивления не брать», у него не было никаких шансов. Вот только умирать как трусу, преступнику не хотелось. Адольф решил прихватить с собой на тот свет как минимум двоих из жандармерии, понимая, что на большее рассчитывать, пожалуй, не стоит.
Полицейские остановились. Тут же обе фузеи и мушкет оказались направлены в его сторону. Офицер опустил саблю и сделал шаг вперед.
— Барон, — проговорил он, — предлагаю вам сдать свое оружие. Вы же видите, что сопротивление бессмысленно.
Фон Хаффман расхохотался. Эхо прокатилось над берегом реки.
— Я хочу продать свою душу как можно дороже.
Офицер усмехнулся.
— Неужели вы рассчитываете, что вам удастся уйти от ответа перед судом? Надеетесь, что мои люди будут стрелять на поражение, или предполагаете, что я соглашусь скрестить с вами саблю? Не надейтесь. Нам дано указание только вас ранить. Обездвижить и только после этого доставить вас в Берлин, где вас, барон, и будут судить за участие в дуэли и дезертирство.
Рассчитывал Игнат Севастьянович легко отделаться — не получилось. О таком варианте он забыл. Поэтому, не мешкая, чтобы те не успели среагировать, со шпагой кинулся на офицера. Думал, что хоть этого прихватит в ад.
Офицер приготовился было нанести отпор дезертиру, как вдруг со стороны леса с шумом выскочил всадник, вооруженный шпагой.
— Это что за… — пролепетал он, когда кавалерист ворвался со всей скорости в его отряд, убивая сразу двоих с алебардами.
ГЛАВА 11