— Мне долго пришлось вас ждать, маркиза, — проговорил он, как только ее ножка коснулась земли. Девушка тут же протянула руку в белой перчатке. Шевалье припал на колено и прикоснулся к ней губами.
— Путешествие было невыносимым, — проговорила маркиза. — В море все время штормило.
— Вы привезли?
— Привезла.
— Так дайте мне его, маркиза, — попросил он, протягивая руку.
Девушка запустила пальчик в вырез платья и вытащила оттуда маленькую записку. Протянула ее шевалье. Тот жадно схватил и развернул. Пробежался глазами. Вскричал:
— Каналья!
Скомкал и бросил на землю.
— Это, уважаемая маркиза, я и без записки знал, — проговорил он, — мне, как и графу Ля Дюку, нужны подробные инструкции, а не общие фразы.
— Не сердитесь, шевалье, — молвила она, — это не моя вина. Людовик при мне написал ее и отдал.
— Но разве вы ее не читали, маркиза?
— Нет, шевалье.
— А может, он вам сказал что-нибудь на словах?
— Увы, шевалье.
Было видно, что д'Монтехо гневался. Еще немного, и он бы сорвался, но этого не произошло. Удержался. Посмотрел на маркизу и проговорил:
— Неужели вы не утешите бедного шевалье, маркиза?
Уловив невидимую улыбку, он вдруг попятился к своей карете, что стояла сейчас недалеко. Девушка тут последовала за ним. Игнат Севастьянович плюнул в сердцах. Явно тут попахивало интрижкой. Неудивительно, если послание Людовика это всего лишь повод для встречи двух любовников. А уж не из-за этой ли крали шевалье оказался в России? Между тем д'Монтехо открыл дверцу кареты и помог даме забраться внутрь. Затем залез сам. Кучер, сидевший на облучке, явно из русских, проследил за ними взглядом и, лишь убедившись, что оба внутри, хлестнул плеткой. Лошадь неспешно поехала по мощеной каменной мостовой.
Игнат Севастьянович подобрал бумагу, уроненную французом, и развернул.
«Вы, конечно, знаете, и я повторяю это предельно ясно, что единственная цель моей политики в отношении России состоит в том, чтобы удалить ее как можно дальше от европейских дел. Все, что может погрузить ее в хаос, прежнюю тьму, мне выгодно»,
— писал Людовик.
Выругался.
Барон медленно спускался по трапу. Неожиданно, когда оставалось сделать всего лишь шаг, чтобы вступить на землю Шлезвиг-Гольштейна, он остановился. Запустил руку в карман кафтана и достал кисет. Вытащил оттуда трубку с заранее набитым табаком и закурил. Затем выпустил колечко дыма в воздух и сделал последний шаг.