Черный гусар

— Тебе надо будет креститься заново. Русские — христиане, но у них своя вера. Если ты будешь жить не просто среди них, а с ними, ты должен быть точно такой, как и они. Да и незачем новым друзьям ломать язык о твоё старое имя. У тебя и без того будет достаточно огорчений.

Младший, казалось, хотел возразить, но двое старших согласно кивнули.

— Он знает лучше, — сказал Фридон. — А имя отца ты сохранишь.

— Русский офицер... Мадатов, — продолжил прерванную речь мелик Джимшид. — Я не знаю, какая дорога ляжет перед тобой. Но если она приведёт тебя назад в горы...

— Я вернусь! — крикнул Ростом. — Отцом могу поклясться — вернусь! Непременно!

— Ты уже становишься русским, — укорил его дядя. — Ты дважды перебил старшего... Если ты вернёшься, если ты решишься снова пройти, проехать верхом по Авератаноцу, а ещё лучше — самой Шуше... Ты должен стать таким человеком, чтобы никто не спросил — почему сын медника держится таким князем?!. Ты понял, мальчик?! Никто не должен осмелиться даже подумать об этом!!!

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

По Неве, покачиваясь на мелких волнах, плыл связанный из окорённых брёвен плот. Лоцман, стоя на корме, лениво пошевеливал длинным шестом. Босые ноги отдыхающего напарника торчали из-под двускатного низенького домика. Лохматая собака притулилась у шалаша, вертела башкой, должно быть, искала блох. Валериан представил, как она клацает жёлтыми клыками по свалявшейся шерсти, хлопнул ладонью по парапету и засмеялся от удовольствия.

От правого берега, от крепости наперерез сплавщикам пронеслась лодка. Дюжина гребцов ловко и споро работали вёслами. Проскочили под самым носом плота, повернули к Летнему саду и пристали у схода. Рулевой выскочил, придержал судно. Из-под красного балдахина, закрывающего тупую корму, выступил офицер. На берегу повернулся, махнул оставшимся, начал подниматься на набережную.

Офицер был знакомый. Поручик Бутков, Преображенского полка, только другого батальона — второго. Валериан оттолкнулся от парапета, пошёл навстречу. Приветствовал старшего и перешёл на прогулочный шаг.

— Господин прапорщик! — окликнули его сзади.

Валериан развернулся. Высокий плечистый поручик был красен, стоял, покачиваясь, дышал неровно и тяжело.

— Прапорщик Мадатов, первого батальона Преображенского гвардии...

— Вы... по делу, — оборвал его поручик Бутков, — или же... так?

— Уволен до вечера.

— Немного осталось. Может быть... вместе вернёмся? А то, знаете, засиделся с друзьями, опасаюсь, что не дойду.

Валериан не поверил, что дюжий офицер мог опасаться чего бы то ни было на этом свете. Должно быть, скучно показалось брести одному по пыли. Да всё равно пора поворачивать в слободу.

Место преображенцам отвели в Литейной части, за Фонтанкой ещё при Петре Великом. Но закончили обустройство только при дочери его, Елизавете. По плану шла одна полковая улица, которую под прямым углом перечёркивали несколько ротных. Для каждой роты строили десятка два связей — деревянные избы на каменных, однако, фундаментах. Центр каждой связи занимали огромные сени, из которых двери вели в солдатские комнаты. К избе примыкал небольшой участок земли под огород.

Штаб-офицеры от майора и выше строили собственные дома или нанимали городские квартиры. Оберы ниже капитана располагались в зависимости от достатков фамилии. Одного жалованья на столичную жизнь уже не хватало. Мадатова совсем недавно за усердную службу переставили вверх на одну ступеньку, не слишком, впрочем, высокую. Прапорщик — чин уже офицерский, но уважения немногим больше, чем денег. Валериан нашёл на той же ротной улице комнату, в которую поселился с таким же, как он, недавним унтером. Но и поручик Бутков, из хорошего, но провинциального дворянского рода, тоже не гнушался слободской жизнью.

Офицеры миновали ограду Летнего, перешли Прачечный мост и повернули вниз по Фонтанке. Валериан старался приноравливать свои лёгкий шаг к тяжёлой поступи навязавшегося попутчика. Но тот с каждым шагом всё более, казалось, трезвел.

— Нравится вам служба, Мадатов?

— Точно так!

— К чёрту субординацию, товарищ! Мы же преображенцы!

Валериан промолчал. Он не любил пьяных. Пьяных русских. Никак не мог уразуметь, зачем они покупают дорогие вино и еду, чтобы потом объяснять друг другу, как грустна их повседневная жизнь.

— Да будет вам! — рассмеялся Бутков. — Сейчас я не старший по званию, а такой же офицер, как и вы. И вижу, что служба пришлась вам по вкусу. Ведь так?

— Много машем ружьями, — нехотя отозвался Валериан. — Мало стреляем.

— Вам-то зачем? Вы и так пулю точно руками кладёте.

— Не будешь стрелять каждый день — через месяц ружья испугаешься. Но и не во мне дело — нам солдат учить надо.

Бутков покосился на собеседника — слева направо и сверху вниз.

— Вот вы о чём, Мадатов! Это хорошо. Это значит, вы уже не просто офицером, вы командиром быть мыслите.

Последние слова Валериан не понял и решил, что или ослышался, или у поручика язык за зубы цепляется.

— Вы уже два года у нас в полку. По-русски говорите уверенно. Трудно овладеть вторым языком?

Валериан выдержал паузу:

— Вторым трудно. Шестым — куда проще.