Черный Янгар

В храме, затерянном в горах, умели лечить и знаниями делились щедро. Кейсо, уже не прежний, оставшийся в озере слез, но еще не новый, нынешний, освободившийся от прошлого, пил их. Почему бы и нет, если вино уже не помогало?

А знания…

Он научился распознавать болезни по глазам, по пальцам рук, по дыханию и иным приметам. Ловить их, выгоняя из человеческого слабого тела. Зашивать раны. Вправлять суставы. Собирать по осколкам раздробленные кости.

Говорили, что он способный ученик, и предлагали остаться, ведь даже мудрецы болеют, но Кейсо ушел…

…и наткнулся на мальчишку, который теперь умирал. Вся мудрость поднебесного храма не в силах была спасти его.

– Ты отнесешь ей камень? – Черные глаза Янгхаара почти погасли.

– Сам отнесешь. – Кейсо разжал сведенные судорогой пальцы. – Выздоровеешь и отнесешь. Только постарайся. Ты сильный. Ты сумеешь.

Ложь.

Наверное, Черный Янгар умер бы, когда б не старуха. Кейсо не знал, откуда она взялась – седая, косматая, в плаще из старой медвежьей шкуры, на голое тело наброшенном. Он просто очнулся от поверхностного зыбкого сна, в котором пребывал последние дни, и увидел ее.

Старуха сидела у костерка и, вытянув худую индюшечью шею, разглядывала Янгара.

– Ты кто?

Повернувшись к Кейсо, старуха прижала палец к губам.

Он замолчал.

Ведьма. Тощая, изможденная, с лицом, словно бы на две половины разделенным. Одна морщинами изрыта, другая – гладкая, розовая, перетянута старыми шрамами. И веки сходятся, едва не срастаясь, скрывая пустую глазницу. Съехал плащ, повисла на плече медвежья голова, набитая опилками. И торчит острый локоть, потрескавшийся от старости, видна обвисшая грудь и тугой, какой-то гладкий живот с дорожкой темных волос.

Она была столь отвратительна, что Кейсо затошнило.

– Не смотреть! – оскалилась старуха. И длинные клыки ее были желты.

– Простите, матушка, если обидел. – Кейсо поднялся и поклонился до земли.

Кем бы ни была эта женщина, но появилась она вовремя. Вот только захочет ли помочь? Она же, обойдя костер, присела рядом с Янгаром. Когтистые пальцы коснулись лба, оттянули веки, и старуха, склонившись, долго разглядывала мутные глаза Янгара.

А затем просто положила ладонь на грудь. И надавила.

– Осторожно! У него…

…ребра сломаны.

Холодный взгляд заставил Кейсо замолчать. А старуха, наклонившись над Янгаром, губами коснулась губ его. Она не целовала – высасывала болезнь. И Кейсо замер, боясь спугнуть посланницу богов. Та же поднялась, подошла к костру и сплюнула в пламя, которое ответило на плевок рассерженным шипением.

– Живи, – сказала старуха.

– Спасибо, матушка. Скажи, чем могу отплатить тебе за доброту.

– За него уже плати.

Она провела когтем по лицу Янгара, оставляя длинную царапину.

– Он жить. Если суметь.

Старуха знаком велела Кейсо отвернуться. Ослушаться он не посмел. А она исчезла.

Уже вечером лихорадка отступила, а еще спустя сутки раны покрылись розовой корочкой молодой кожи.

Черному Янгару повезло выжить.

Глава 14 Возвращение

Он снова танцевал на цепи, пытаясь уклониться от палки. Сегодня Хазмат прикрутил к навершию нож, узкий и тупой, но оставляющий на коже рваные раны. Палка была длинной. Цепь – короткой. А от Хазмата ощутимо тянуло кисловатой опиумной вонью. Впрочем, выкуренная трубка никак не сказывалась на его ловкости.

– Быстрей! – кричит Хазмат, и нож взрезает кожу на груди. – Двигайся, песий сын, пока я с тебя шкуру не спустил!

И Янгу знает, что хозяин вполне способен угрозу исполнить.

– Пляши!

Кровь катится по ногам и рукам, покрывает кожу алой липкой пленкой, которая скоро подсохнет. И если Хазмат останется недоволен тем, как раб усвоил урок, оставит здесь же, у столба. И тогда на кровь слетятся мухи.

– Давай!

Янгу танцует. По песку, который въелся в подошвы ног.

Когда-нибудь Янгу станет свободен и купит себе туфли, такие, как у хозяина, с тонкой бархатной подошвой, с атласной отделкой и меховой оторочкой.

Две пары… или три… или дюжину.

Когда-нибудь.

– Шевелись!

Нож касается плеча, жалит и отпускает. Хохочет Хазмат, и длинные усы его вздрагивают. Опиум странно действует на хозяина, не лишает разума. Янгу доводилось видеть иных курильщиков, которые забывали обо всем и собственное имя в голове удержать не способны были. Но Хазмат – иное дело. Он становится злым, быстрым и жадным до крови. А потому надо спешить.

И Янгу танцует, уклоняясь от ударов.

Гремит цепь, волочится за ним стальной змеей.

Когда-нибудь Янгу станет свободен и купит себе цепь золотую, как та, что висит на груди хозяина.

Или две… три… с драгоценными камнями, чтобы все видели – вот достойный богатый человек идет.

– Давай! – Клинок свистит у самого горла. И Хазмат вдруг останавливается, облизывает сухие губы. – Ни на что не годен!

Неправда.

В этом году Янгу уже одержал пять побед, да и Хазмат, лучший кай-тинаши, смотритель бойцов, не взялся бы обучать негодного. Но перечить нельзя. И Янгу останавливается. Он смотрит в глаза хозяину и думает, что когда-нибудь перервет ему глотку.

И станет свободен.

– Глупец! – Хазмат кривится. – Такие, как ты, не умеют жить на свободе.