Черный ярл.Трилогия

– Ваша светлость, не прогневайтесь, да ведь как вы говорили – доброе дело сделать и заработать немного? Когда ж ещё такой случай представится – реликвии нашего народа у святош забрать и обратно вернуть?

Баронет сурово посмотрел на распластанного перед ним здоровякагнома, а затем приказал встать.

– Ладно, Трент, будет тебе, будет! Не знаю, чем ваши старейшины выкупать будут у меня ваши, как ты говоришь, реликвии. Но золота у меня тогда едва ли не больше будет, чем у всего вашего народа, так что не им. Подумай на досуге.

Луч света, падающий из крохотного, зарешёченного оконца, проделанного почти под самым заплесневелым сводом, медленно опускался всё ниже и ниже.

– Совсем скоро уж, – пробормотала избитая женщина, что сидела скрючившись на охапке стылой, сырой соломы в углу камеры, дабы сохранить хоть какието крохи тепла.

Сегодня её должны были сжечь на площади. Допрашивать или заставлять её признаваться в какихто грехах смысла не было, а потому женщину просто попинали малость, и бросили до утра в подвал. Уж как ни измывался над ней этот проклятый инквизитор, а нетнет, да и поглядывал с вожделением на её роскошную грудь.

«Все вы, мужики, одинаковы», – тоскливо подумала она, сплёвывая кровь, до сих пор сочащуюся из выбитого зуба, – «Чуть что – сразу по лицу. Да больното как, аж мозги встряхиваются да искры из глаз летят. Все вы таковы, что из моего племени, что у барона, что эти якобы святые братья. Только мои от роду чёрными были, при нашем солнцето, как и я, а здешние под белой кожей ещё чернее душой. И чем белее снаружи, тем темнее внутри...»

Неизвестно, куда бы завели несчастную женщину подобные размышления, но её внимание привлекла густая тень под оконцем, которая както странно замерцала, потекла. Из сгустившегося почти до осязаемой плотности пятна темноты донёсся чейто чих, а потом оттуда выступила донельзя знакомая фигура в знаменитом плаще, навевающем подспудную дрожь в коленях.

– Аапчхи! – баронет снова прочистил нос от пыли, попавшейся на неведомых дорогах, и огляделся, – Ага! Привет, Нгава!

Бедная повариха так удивилась, что не нашла в себе сил даже обрадоваться. Забыв о том, что прикована к вмурованному в камень кольцу, попыталась встать, но ноги не держали её и груз массивных оков. Сползя по стене обратно на солому, она только заплакала от непонятного облегчения.

Valle пренебрежительно оглядел цепи и хмыкнул. С его губ совалось какоето заклинание, вызвавшее дикую чесотку и пупырышки на руках, но кандалы осыпались, тихо позвякивая, и тут рыдающая Нгава бросилась на шею своему спасителю.

– Ой, что делается, – женщина ещё продолжала всхлипывать. Но выплакавшись немного, она почувствовала непонятное облегчение. Баронет грустно гладил её грязные, спутанные волосы, и виновато хмурился.

Нгава подняла зарёванное лицо. Всмотрелась в такие знакомые, покрасневшие от усталости и бессонницы глаза, и с надеждой на чудо спросила.

– Правду ли говорили монахи, что весь замок пожгли, и никто не спасся?

– Да, – вздохнул Valle, горько кивнув головой, – И от города одно пепелище осталось.

Повариха опустила голову.

– Значит, правда... Выходит, ваши боги – злые боги. И нет им прощения, если они допустили такое.

Она вновь посмотрела прямо и чуть вверх.

– Ой, – подпрыгнула Нгава, – А Трент наладился с Гуго на Дальние озёра. Я святошам ничего об этом не сказала! А как вы нашли меня?

– А вот так и нашёл, – с непонятной интонацией объяснил Valle, а затем всётаки сжалился, между разговором избавляя женщину от ножных оков и от тюремных вшей, – Только сейчас я и догадался, кто была та девица, что в потёмках тихонько прыгнула ко мне в постель сразу после моего пятнадцатилетия. И то с помощью уж очень чёрной магии...

Нгава гордо подбоченилась, и глаза её задорно блеснули в полутьме камеры.

– Ох и давно ж это было, почти семь лет. Я тогда дура была, молодая да глупая. Думала, что... а впрочем – неважно. Между прочим, наши девки в замке самым натуральным образом передрались за право вашей, баронет, первой ночи, – наябедничала она, – Только я их всех половником отдубасила. А через неделю они меня, всем скопом.

Молодой маг грустно улыбнулся, осторожно избавляя собеседницу от другой, невидимой привязи, которую навесили дотошные инквизиторы.

– Но я ни о чём не жалею, хоть и три дня пластом пролежала, – мечтательно вспоминала Нгава, чувствуя как по шее лоскочут неведомые заклинания, – Быть первой женщиной у мужчины – это великая честь...

– Странный вы народ, женщины, – проворковал Valle, нежно и осторожно распутывая колючий клубок враждебной магии, – Подержи вот тут пальцем.

Он выдернул какойто кончик, брезгливо швырнул на сердито зашипевший пол.

– Давно уж отчаялся вас понять, – проворчал он, развеивая в воздухе какието серо мельтешащие ленты, – Вроде и люди, но иной раз вас понять труднее, чем эльфов или гномов. Чем думаете, не знаю. Но только не головой, хотя иной раз у вас и неплохо выходит...

– Вот и всё, объявил он наконец, закончив чтото ломать, – Пошли?