Илана
Привет детям и Иоашу и спасибо за приглашение.
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. ПРОЩАЮ ТЕБЯ И ГОТОВ НАЧАТЬ ВСЕ С ЧИСТОЙ СТРАНИЦЫ. СЕЙЧАС ПОКУПАТЕЛЬ ПРЕДЛАГАЕТ ДВЕНАДЦАТЬ ЗА ИМУЩЕСТВО В ЗИХРОНЕ. ПОЗВОЛИТ БОАЗУ ОСТАТЬСЯ. ЕСЛИ ТЫ СОГЛАСЕН - МОЯ ОТСТАВКА НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНА. БЕСПОКОЮСЬ О ТВОЕМ ЗДОРОВЬЕ.
МАНФРЕД
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ЛИЧНО ЗАКХЕЙМУ ИЕРУСАЛИМ ИЗРАИЛЬ. Я СКАЗАЛ НЕТ.
АЛЕКС
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. Я ТЕБЯ НЕ ОСТАВЛЮ.
МАНФРЕД
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ЛИЧНО ЗАКХЕЙМУ ИЕРУСАЛИМ ИЗРАИЛЬ. ПРИШЛИ ОТЧЕТ О БОАЗЕ. ПРИШЛИ ОТЧЕТ О СОМО. ВОЗМОЖНО ПРИЕДУ ОСЕНЬЮ. НЕ ДАВИ.
АЛЕКС
* * *
Здравствуй, Алек!
Вчера утром я поехала в Хайфу – навестить твоего отца в санатории на горе Кармель. Но по дороге, поддавшись минутному порыву, я вышла на остановке в Хедере и села в автобус, идущий в Зихрон. Что искала я у нашего сына? Я даже не пыталась представить себе, как он примет меня. Что стану делать, если он меня выгонит? Или посмеется надо мной? Или спрячется от меня в какой-нибудь заброшенной кладовой? Что скажу ему, если спросит – зачем явилась?
Попытайся представить себе эту картину: бело-голубой летний день, хотя и не очень знойный, и я – в джинсах, в тончайшей белой блузке, с соломенной сумочкой через плечо, похожая на студентку на каникулах, – я стою в нерешительности перед ржавыми железными воротами, которые заперты ржавой цепью и ржавыми замками. Под моими босоножками поскрипывает очень старый серый гравий, сквозь который пробиваются колючки и сорняки. В воздухе – жужжание пчел. Сквозь погнувшиеся решетки открывается моему взгляду замок из темного зихронского камня. Зияющие окна – словно пасти без зубов. Рухнувшая черепичная крыша. А из недр дома, как языки пламени, вырываются дикие побеги бугенвиллей и сплетаются с жимолостью, впившейся своими коготками в наружные стены дома.
Почти четверть часа простояла я там, безотчетно, словно видя в этом спасение, пытаясь найти ручку, которая была здесь тысячу лет назад. Ни звука не доносилось ни из дома, ни со двора. Только ветер шелестел в кронах старых пальм и еле слышно перешептывались иглы сосен. Сад перед домом зарос колючками и пыреем. Разросшиеся олеандры, усыпанные красными цветами, полностью, словно пираты, захватили и бассейн с золотыми рыбками, и фонтан, и мозаичную террасу. Когда-то здесь стояли каменные скульптуры, странные, бесформенные работы Мельникова. Наверняка, их давным- давно украли. Легкое дыхание гнили коснулось моих ноздрей и исчезло. Вспугнутая полевая мышь стрелой пронеслась у моих ног. Кого же ждала я? Быть может, дворцового лакея, который появится в своей парадной ливрее и с поклоном отворит мне ворота?
За истекшее время Зихрон приблизился к твоему дому, однако пока еще не вплотную. На склонах холма видела я новые виллы, украшенные безвкусными башенками. Их уродство слегка затушевало претенциозность архитектурных изысков твоего отца. Время и разрушения выдали этой меланхолической крепости тирана нечто вроде отпущения грехов.
Невидимая птица прокричала надо мною, и голос ее был так похож на лай, что на секунду я перепугалась. А затем вновь воцарилось безмолвие. С востока открывались мне отроги гор Менашше, покрытые лесами, полыхающие трепещущим зеленоватым сиянием. А с запада – море. Серое, как твои глаза, затянутое дымкой, простиралось оно до самых банановых плантаций, среди которых поблескивали пруды для разведения рыбы, принадлежащие соседнему киббуцу. Против этого киббуца отец твой некогда яростно двинулся крестовым походом – пока вы с Закхеймом не нанесли ему жестокое поражение и не упрятали в санаторий на Кармеле. Чужая рука начертала краской на ржавых воротах предостережение в старомодном стиле: «Частное владение. Вход категорически воспрещен. Нарушители будут наказаны но всей строгости закона». Но и это предупреждение выцвело за долгие годы.
Безмолвие этого места казалось бесконечным. Полная пустота. Как будто само пространство отвечало по всей строгости закона. И вдруг охватила меня тоска по тому, что было и чему нет возврата.