Черный интернационал

Чеченская милиция насчитывала порядка четырнадцати тысяч сотрудников. Достаточно большая цифра, особенно если учесть, что боевиков на порядок меньше. Эти ребята отлично знают тактику боевиков, хорошо ориентируются в горах, им гораздо легче, чем русским, наладить агентурную работу на местах. И при всем при этом столь многочисленный контингент не в состоянии справиться с бандформированиями, которые насчитывают не более двух тысяч штыков. Возникает вопрос, почему? Ответ дает статистика – почти семьдесят процентов чеченских милиционеров в прошлом сами были боевиками. Не горят эти горячие парни желанием противостоять бойцам Масхадова и Басаева. Да если бы только бездействие, а то они еще и помогают боевикам. В частности, отслеживают перемещение групп войскового спецназа, передают информацию экстремистам, да и сами постреливают. Не так давно со стороны чеченской милиции был открыт огонь по группе армейской разведки, возвращающейся с задания. Менты наврали потом с три короба, что якобы приняли разведчиков за боевиков. Конечно же, им поверили, никого не привлекли. А у спецназовцев двое раненых. Ну и что, кого это чешет? А никого…

Справедливости ради надо сказать, что на этом темном фоне чеченский ОМОН выглядел светлым пятном. Бывших боевиков в этой структуре нет. Ребята здесь служат крутые. И с экстремистами воюют не по-детски. Среди них есть даже Герои России, и не бутафорские, а самые настоящие… Но при всем при этом в чеченском ОМОНе служат в основном чеченцы, и воюют они не за Россию, а за свою землю, за свой народ.

Рота чеченского ОМОНа прочесала селение вдоль и поперек. О результатах их работы Феликс узнал от своего командира.

Маслик вызвал его к себе в штабную палатку. Брови сведены к переносице, взгляд тусклый, подбородок нервно подрагивает.

– Из ФСБ звонили, – мрачно изрек он. – Спрашивали, кто позавчера из наших действовал в районе Харсеноя.

– Известно кто – моя группа. – У Феликса неприятно засосало под ложечкой.

По идее, за ликвидацию вооруженной группы боевиков его могли представить к ордену. Но, судя по всему, тут пахнет какой-то другой наградой.

– Это мне известно. И в ФСБ знают, что наш отряд боевиков уработал. А кто конкретно, им неизвестно. Да и не зла они нам желают. Просто предупреждают…

– О чем предупреждают? Что случилось?

– Русский «эскадрон смерти» уничтожил четырех мирных чеченцев. Увидишь, скоро такой заголовок появится в газетах… Короче, вчера чеченский ОМОН зачищал Харсеной. Кабира не нашли. Зато нашли четыре трупа в окрестностях селения. Четыре молодых парня, без оружия… Кто-то капнул омоновцам, что их застрелили русские спецназовцы, возвращавшиеся с задания…

– А при чем здесь я?

– Ты же докладывал, что на марше встретил и уничтожил группу чеченских боевиков…

– Говорил, – кивнул Феликс. И уточнил: – Это была вооруженная группа, численностью шесть человек. Два бывалых боевика и четыре сопляка…

– А теперь давай произведем простое арифметическое действие. Из шести вычитаем трупы двух боевиков, минус шесть автоматов. Остаются – четыре безоружных юных жмурика. Жители селения Харсеной, у которых есть отцы, матери, братья и так далее и тому подобное. Разумеется, это мирные чеченцы, уставшие от произвола боевиков и мечтающих о дружбе с Россией. А тут русские садисты-спецназовцы, убивающие всех подряд…

Маслик иронизировал. Но это был злой нервный юмор. И не смеяться хотелось, а плакать.

В Чечне, как, в сущности, и во всей стране, все поставлено с ног на голову. Боевики есть, они стреляют, взрывают, убивают. Но при этом они как бы граждане России. Война есть, но ее как бы и нет. То есть она есть, но спецназ выполняет боевые задачи вне рамок правового поля – на свой страх и риск. Спецназ ГРУ изначально создавался для глубинной разведки в тылу, где все вокруг чужие, где все вокруг враги. А в Чечне все свои, все родные. Араб с базукой – свой, чечен с кинжалом – родной, снайперша из «белых колготок» – так это вообще любимая девушка. Убивать их можно, но так, чтобы никто не видел, не знал. Потому что нет закона, который может тебя защитить, не позаботилось родное государство об этом. Некому оградить русского солдата от продажных прокуроров и журналистов. Ты воюешь во славу родины, ты убиваешь, чтобы не убили тебя, но ты должен помнить, что все твои деяния уголовно наказуемые. А вот Феликс об этом почему-то забыл. Надо было зарыть тела погибших боевиков в землю, избавиться от оружия, из которого в них стреляли. Короче говоря, нужно было действовать так, как будто он – киллер, а его группа – преступное сообщество, за которым охотится милиция. Тогда было бы все в порядке. А Феликс почему-то решил, что он не бандит, а российский офицер, честно исполняющий свой долг. Поэтому и не избавился от оружия и трупов «мирных жителей». Теперь вот доказывай, что ты не верблюд.

– Ты даже не спрашиваешь, кто тебя подставил, – заметил Маслик.

– А чего спрашивать – мирные, гм, жители из Харсеноя меня подставили, – мрачно усмехнулся Феликс.

– А может, и сам Кабир, – подсказал командир.