Черный интернационал

Глава одиннадцатая

Сознание тонуло в пучине забвения, на какое-то время всплывало на поверхность бытия, но, даже не успев раскинуть щупальца мировосприятия, снова погружалось на дно… Феликс очень смутно помнил, как после боя его куда-то тащили волоком. Тело, голова бились о камни, но боли он не чувствовал, как не мог чувствовать ее в кошмарном сне. Более ясно он помнил, как его швырнули в какой-то каменный мешок, рядом бросили еще чье-то тело. Кто такой этот товарищ по несчастью, Феликс не выяснял – сознание теряло последние остатки энергии и стремительно затухало.

Долгое время он находился без памяти, умирал. Но его организм боролся со смертельным недугом, огонь жизни постепенно разгорался – наполнял теплом остывшее сознание. В конце концов он снова пришел в себя. Медленно, но уверенно в нем пробуждался интерес к жизни. Он даже нашел в себе силы, чтобы осмотреться, соизмерить свое истерзанное естество с окружающей реальностью.

Вскоре до него дошло, что каменный мешок, в котором он оказался, представляет собой не что иное, как небольшую пещеру, вырубленную в скальном грунте. Запах застоявшихся нечистот, аура физических и нравственных страданий. Видимо, в этой норе и до Феликса томились пленники.

Глаза привыкли к темноте, и он смог разглядеть человека, лежащего рядом. Это был его друг Мишка. Живой, но в том же состоянии анабиоза, из которого он и сам еще не совсем вышел. На голове бинтовая повязка, уже другая, не та, которую наложил Феликс. Видно, «чехи» постарались.

Бинты туго перетягивали рану, и все же кровь хоть и медленно, но сочилась – насквозь пропитала повязку. Феликс прислушался к себе. И напрасно. В сознание тут же впились колючки болевых ощущений, голова загудела, как трансформатор под высоким напряжением.

Его контузило взрывом гранаты, осколками нашпиговало ноги. Раны, судя по всему, глубокие, но мышцы и кости пострадали не так чтобы уж очень. Хорошо, что в момент взрыва он лежал – осколки вспахали плоть по вектору от пятки к бедрам. Плохо, что они остались в теле. Боевики даже не думали их вынимать. Просто перетянули раны бинтами. Вряд ли они удосужились обработать их раствором хлорида натрия или хотя бы просто спиртом… Впрочем, жаловаться на дурное обращение было бы просто глупо. Кавказская война начисто лишена сентиментальности. Если ты враг, то сочувствия к себе не жди. Если бы Феликс захватывал позицию, окажись на его месте раненый боевик, он бы просто его пристрелил. Брать духа в плен дело неблагодарное – какая-нибудь тыловая мразь может организовать ему побег из-под стражи. А еще его могут спасти «цивилизованным» образом – выставить на суде жертвой обстоятельств и просто-напросто оправдать. И плевать, что на его счету не одна жизнь русского солдата…

Бандиты же взяли его в плен. Но для чего? Для потехи. Среди тех же чеченов есть немало охотников вдоволь поиздеваться над пленным. Но если среди «чехов» встречаются более или менее порядочные люди, воюющие за идею свободной Ичкерии, то арабы на их земле – в подавляющем своем большинстве кровожадные отморозки. Война – смысл их существования. Насилие – образ жизни. А Феликс и Мишка ко всему прочему не просто пленники, они еще и спецназовцы. К ним у наемников особая «любовь».

Мишку всю ночь шатало вдоль границы между небытием и реальностью. Он то приходил в себя, то отключался. Феликса он узнавал, но так, как будто видел его во сне. Но к утру он все же выкарабкался на более-менее твердую почву. Во взгляде, сквозь темный туман физических страданий, проступила осмысленность.

– Воды, – пошевелил он пересохшими губами.

Феликс в ответ лишь тяжко вздохнул. Ему и самому хотелось пить. Но в этом склепе не было ни капли воды.

Вода появилась только утром. Но прежде была «утренняя разминка». В скальную нору один за другим втиснулись три чеченских молодчика, выволокли Феликса на улицу и давай молотить его ногами. Били в лицо, по ребрам, но больше норовили ударить по раненым ногам. И при этом материли его на чем свет стоит, проклинали как могли. Феликсу мстили за то, что из-за него банда Кабира потеряла около шестидесяти боевиков, не считая раненых. Но били его не для того, чтобы убить. Ему прочили смерть от рук самого Кабира.

Сознание не выдержало такого «футбола» и отключилось. В себя Феликс пришел, когда в пещеру втаскивали «размятого» в кровь Мишку. Он был в сознании и еле слышно стонал сквозь зубы.

На завтрак была только вода. Ее подали в мятой армейской фляжке без чехла и пробки. Вернее, швырнули в глубь пещеры. Пока Феликс тянулся за ней, половина воды вытекла. Да и какая это была вода – грязная, тухлая. Но пришлось довольствоваться этим.