Черный Иркут

Хозяйка пригласила к себе в дом. Мягким тихим голосом она начала расспрашивать Милицу. И было в её голосе что-то от голубиного воркования, когда хочется просто сидеть, смотреть на неё и слушать. И больше ничего не надо. Когда улавливаешь не слова, а одно сплошное доброжелательство. На вид ей было лет пятьдесят, но вскоре выяснилось — аж целых шестьдесят два года. Двигалась она быстро, и всё у неё получалось ловко. Не успели они моргнуть глазом, как она постелила скатерть, собрала на стол, поставила хлеб, затем сходила в подвал и принесла кувшин холодного вина. При этом она что-то всё время говорила, обращаясь к Сергею.

— Говорит, что впервые после войны видит русского, — перевела Милица. — У неё самой два сына воюют на фронте. Один под Сараевом, другой под Тузлой.

Она показала на фотографии сыновей, которые висели на стене.

Сергею приходилось бывать в сербском доме один раз, в Пече, у родителей Каричей. Это был обычный дом, в котором родились и выросли братья. Вот так же на стене слева висели портреты родителей, а на противоположной стороне — портреты четырёх братьев. Портрет сестры поместили чуть ниже, в центре. Сергей вспомнил, что раньше такой обычай — вывешивать семейные фотографии на стенах — был во многих русских сёлах, да и не только в них.

Сергей заметил под тумбочкой граммофон, точно такой же он видел у Тамары в её московской квартире, когда после выписки из госпиталя они с Русяевым остались у неё ночевать. Помнится, тогда они до утра крутили старые пластинки и пели песни.

— Можно, я посмотрю? — спросил Сергей.

— Да, да, пожалуйста, — быстро перевела Милица слова хозяйки. — Здесь и пластинки есть.

— Джорджи Марьянович, Радмила Караклаич, — вслух начал читать он названия пластинок. — Скажите, а есть у вас «Тамо далеко»?

— Есть, есть, — сказала хозяйка и тут же разыскала пластинку.

Сергей ручкой завёл граммофон. В комнате раздалась торжественная и печальная мелодия, та, которую так любили Тамара с Николаем.

Пришёл Мишко, все сели за стол, выпили вина и долго ещё сидели, вслед за граммофоном подпевая «Тамо далеко».

Было уже далеко за полночь, когда в комнату вошла хозяйка и сказала, что приготовила им постель. Она почему-то решила, что Милица и Мишко — муж и жена. Мишко, улыбнувшись, качнул головой и сказал, что привык спать на свежем воздухе. Натянув куртку, он ушёл спать в машину. Сергей хотел пойти вслед за ним, но глаза Милицы остановили его.

Сергей лёг на полу, Милица — на кровати.

Когда погас свет, он начал рассказывать Милице о себе, о своих родителях. Затем, посмотрев на запотевшее от дождя окно, спросил:

— Милица, скажи, как будет по-сербски: ты мне нравишься?

— Ты ми се свидьшашь, — ответила Милица.

— Где ты сейчас? — помолчав немного, спросил он.

— Где си сади? — ответила Милица и добавила: — Где си тако дуго био?

— Где ты так долго был? — перевёл Сергей. — Я сам све врема ишао ка теби. Я всё время шёл к тебе.

Они помолчали. Тишину нарушил тихий голос Милицы:

— Я сам чекало. Я тебя ждала.

— Мне это приятно слышать, — отозвался Сергей. — Я сам све врема ишао ка теби. Где ты сейчас?

— Я сам са тобом, — тихо вздохнула Милица.

— Ты си лепа, — сказал Сергей. — Ты красивая, зеница ока моего.

— То мие приятно да чуем, — как эхо, отозвалась Милица.

Сергей замер и вдруг бросился вперёд, как когда-то в воду Белого Дрина:

— Я хочу тебя обнять.

— Не жури, милый, — помолчав, вздохнула Ми лица и добавила: — Не торопись, милый. Я и сама этого хочу.

Ночью Сергею приснился странный сон. Будто он у себя в Сибири. Едет в автобусе, подходит к своему дому. Но на его месте огромная воронка. Вокруг бродят собаки, а по огороду разбросаны одеяла, подушки, одежда. Откуда-то сверху медленно падают длинные павлиновые перья, похожие на виденные им в Кырке. Он посмотрел вверх, пытаясь понять, кто же там теребит этих диковинных птиц. По небу неслись ракеты. Сергею захотелось крикнуть, но сил не было. Он раскрывает рот, а звука нет. Стало жарко, захотелось пить. Увидев посреди двора ведро, он поднимает его, подходит к колодцу и видит на дне много-много блестящих монет. «Зачем было возвращаться, если здесь всё разрушено?» — думает он и начинает собирать разбросанные вещи. Ведь скоро должна приехать Милица, он сам приглашал её. Неожиданно в руках у него оказался каменный мишка, и послышался знакомый голос девушки: «А я его отправила на Байкал. Ты сам рассказывал: медведи не любят шума, и у них может разорваться сердце. А у нас здесь война, стреляют. Ты не возражаешь?»