Черный Иркут

Домой я летел как на крыльях. Все! Вагоны с зерном, стекла, морковь, стрельба солью, игра в чику — все в прошлом, все стало, как мы говорили, несчитово, все перевешивалось одним: я курсант Бугурусланского летного училища! Сказать, что на меня сошла благодать, — значит ничего не сказать. Я первым на улице — да что там на улице, во всем предместье! — поступил в летное. Моя душа, все мое существо воспарило, никогда я еще не испытывал подобного чувства. Бывает же так: мечтал, лелеял, и надо же, сбылось! Какое оно, это летное, на чем буду летать, сколько лет учиться, буду ли служить в армии, я не представлял. Все затмевал один непреложный факт: я — в летном.

Вернувшись на Рёлку, я какое-то время пытался сохранить интригу, да выдала физиономия.

— Что, поступил? — не то спросил, не то подтвердил свою догадку Олег Оводнев.

— Еще будет мандатная комиссия, — вздохнул я, но в этом вздохе уже чувствовалась откровенная радость.

Какая комиссия? Все и так ясно: то, о чем я мечтал, свершилось! Сделав паузу, я предположил, что, должно быть, вначале мне предложат закончить гражданскую летную школу, потом военную. И только после этого, возможно, приеду домой.

— Значит, загребут на шесть лет? — спросил Герка Мутин.

— Загребают сам знаешь кого и куда! — резко ответил я. — Буду учиться и служить.

Конечно, они да, если честно, и я сам еще не осознавали, что произошло в моей жизни. Да и не только в моей. Все идут одной дорогой только до первой развилки. Дальше у каждого начинается свой путь. Впрочем, в жизни, как и во всем, существует эффект инерции. Ведь еще вчера мы вместе бегали купаться на Ангару, ходили в кино, гоняли по улице мяч, и казалось, так будет всегда: завтра, послезавтра, пока не закончится лето. А потом опять школа. Однако на этот раз уже без меня. Неожиданно для всех я сделал первый самостоятельный шаг в сторону взрослой жизни и выпал из «Барабинской стенки». Тем самым я как бы дал понять: завтра ваша очередь. Ну, ладно бы пошел учиться на шофера, токаря, поступил бы в институт (изредка и такое бывало на Рёлке), но чтоб вот так сразу — в летчики! Такого не ожидали. При встрече соседи и знакомые рассматривали меня как бы через увеличительное стекло: мол, откуда что взялось? Родная школа, которая всегда сверяла свои ожидания с достижениями выпущенных в свет выпускников, с некоторым удивлением переварила эту новость.

— Надо же! Я думала, он будет стишки писать, — сказала Мария Андреевна.

Зато по-настоящему обрадовалась учительница истории Анна Константиновна.

— А я всегда говорила, что из него выйдет толк! — воскликнула она. — Александр Блок утверждал, что первым и главным признаком того, что человек не есть величина случайная и временная, является чувство пути. Оно-то и помогает ребенку выйти за пределы того мира, который ему был уготован сложившимися обстоятельствами и средой.

— Блок это говорил о писателях, — возразила Мария Андреевна.

— У поэта и пилота чувство есть одно — полета, — улыбнулась Анна Константиновна. — Выпорхнули — пусть летят. А мы пойдем на следующий заход.

— Конечно, я рада, — сказала Мария Андреевна. — Хоть чему-то мы их научили. Кто у нас еще поступил?

— Как всегда, девочки — молодцы! Галя Сугатова поступила в педагогический, Люба Коваленко — в госуниверситет. А помните Катю Ермак? — Так она поступила в Щукинское училище! Актрисой будет.

— Ну, у нее такой папа! Про таких говорят — настоящий полковник.

— Катю он воспитал настоящей. Вот его главная заслуга…

Мама, узнав, что меня приняли в училище, спросила, где оно находится. Я достал карту.

— Далеко, — покачала она головой. — Вот что, езжай к тетке Анне. Она обещала, что поможет.

Я знал, что денег дома нет. Собирать деньги на революцию или на футбольную амуницию было проще. Сейчас мне приходилось надеяться только на щедрость родни.

Деревенские корни

И я отправился к деду Михаилу в Куйтун. Однако дед отсутствовал, и я решил, что в таком важном для меня вопросе лучше всего действовать через бабушку. Я рассказал ей, зачем приехал. Она вздохнула; если бы у нее были деньги, то она тут же бы дала. Я стал поджидать тетку Анну, которая должна была подъехать через несколько дней. Она работала главным врачом в далеком таежном поселке Заваль. Детей у нее не было, и, по словам бабушки, деньги водились.

На другой день я решил проведать мамину родню в Буруке. Добирался туда на лесовозе. Десять лет назад эти сорок километров мы с мамой одолевали пешком. Вышли ранним утром, а пришли, когда солнце было уже готово скрыться за лес.

Дяди Вани дома не оказалось. Я попросил у сестры кружку воды, выпил и уехал на попутной обратно. После ругал себя: зачем ехал? И почему, приехав, не посидел и пяти минут? Но быстро нашел оправдание: бабушка попросила не задерживаться и помочь собрать созревший крыжовник. Вернувшись из Бурука, я сразу приступил к делу.