Черный Иркут

— Мне на боевой пост, — улыбнулся я. — Кроме того, я обещал вам ещё Элвиса Пресли.

— Жаль, — сказала Дина. — Ты хорошо танцуешь.

— Тимка танцует лучше, — ответил я. — Он у нас — король твиста и чарльстона.

Ещё раз поискав предлог, чтоб уйти, я вдруг почувствовал: уходить не хотелось. Я знал, что как только ступлю за порог, тут же пропадёт это удивительное праздничное чувство, исчезнет музыка, которая всё ещё звучала во мне.

— Скажите, а вы ходите на лыжах? — спросил я Дину.

— Она была чемпионкой школы, — с гордостью ответила за подругу Тонька. — Кроме того, она в совершенстве владеет английским. Училась в спецклассе.

— У меня возникла идея: давайте встретимся на Рождество на Кинели, под мостом, — предложил я. — Сходим в лес, я там недавно лосей видел. Только они иностранных языков не знают.

— Ничего не скажешь — оригинально, — засмеялась Дина. — Девушкам обычно в городе под часами свидания назначают. А здесь под мостом, да ещё на лыжах. Хорошо, договорились.

После новогоднего вечера среди курсантов стала популярной песня, которую мы попытались петь в строю:

Может, летом, а может, зимой
Кобра птичья шла с вечера танцев домой.
Словно в море крутая волна,
Рядом с нею шагал старшина —
Элвиса Пресли забыла, забыла она…

Но старшина шуток, тем более по отношению к своей персоне, не принимал, останавливал строй и начинал воспитывать. Мы в ответ говорили: не каждый может похвастаться, что про него есть песня, а Шмыгин сказал, что он по природе своей пацифист и желает мира во всём мире.

— Хватит травить баланду! — бросал Умри-хин. — Вот узнаю, кто автор, и вкачу ему пару нарядов вне очереди. Вокруг нас сложная международная обстановка, а тут танцы-манцы. А ну запевайте «Стальную эскадрилью»!

И курсанты, поймав ритм, запевали сочинённый всё тем же Шмыгиным пацифистский припев:

За прочный мир в который раз
Привет, Анапа, дрожи, Кавказ, —
Попить вина, расправив крылья,
Летит стальная эскадрилья…

Вскоре Шмыгин попросил Дину перевести песню на английский и, вложив текст в конверт, отправил его по почте Кларе Карловне. Через некоторое время листок с текстом вернулся обратно. Тимка обнаружил всего несколько карандашных поправок. Но больше всего его обрадовали красная жирная четвёрка и приписка: Клара Карловна высказывала своё удовлетворение попытками курсанта Шмыгина поднять свой общеобразовательный уровень. Тимка показал письмо Антону Умрихину, и тот, увидев подпись и оценку цензора, разрешил петь её в строю, когда поблизости нет начальства. У песни, как и у человека, бывает своя судьба. После того как «Кобру птичью» хор курсантов исполнил на вечере художественной самодеятельности, она стала общегородским хитом.

На Рождество мы с Иваном Чигориным взяли лыжи и покатили на свидание под мост. Но в назначенное время девчонок там не оказалось. Я поглядывал в сторону города и гадал, придут или не придут. Левый берег реки был покрыт лесом, на ветках плотно лежал снег, и зимнему солнцу не хватало сил пробить его насквозь. Было сумрачно и тихо.

Время от времени над примолкшими макушками деревьев, словно желая подсказать, что ждём напрасно, секли сизый холодный воздух вороны да с грохотом проносились по мосту редкие машины.

На другой день мы пошли на танцы в педучилище. Дина с Тонькой встретили нас так, будто ничего не произошло.

Танцы получились скучными, и я предложил Дине погулять по городу. Она быстро согласилась.

Выбирая самые тёмные, застроенные деревянными домами улицы, мы пошли вниз к реке. Ко мне вернулось то самое лёгкое праздничное чувство, вновь хотелось танцевать, петь, прыгать, смеяться. Казалось, среди этих тёмных домов мы одни на целом свете. Я забегал вперёд и бил ногой по заснувшим стволам тополей. Сверху, из черноты неба, на нас обрушивалась снежная лавина. С деревьев облетал куржак. Дина сняла с моей головы шапку, отряхнула снег и одним быстрым движением напялила по самые уши обратно. Мне захотелось поцеловать её, но я не знал, как это делается. Произошло это само собой. Когда мы вышли на берег Кинели, она, смеясь, толкнула меня, и я, прихватив её, повалился в сугроб. Упали, а вернее, провалились во что-то тугое и глубокое. Дина упала на меня сверху, рядом я увидел её глаза и почувствовал мягкие горячие губы…

А потом мы бежали с ней через весь город, она боялась, что я не успею на автобус.

— Опоздаешь, и мы с тобой можем не увидеться долго-долго, — торопливо, на ходу, говорила она. — А я этого не хочу.

— Я сбегу к тебе в самоволку.

— Никогда не смей этого делать, — неожиданно остановилась Дина. — Обещаешь?

— Завтра же сбегу к тебе, — шутливо пообещал я. Мне было приятно, что она беспокоится обо мне.

За самовольные отлучки карали беспощадно, провинившихся отчисляли из училища. Сколько трагедий произошло на наших глазах!