Беседуя с эльфийской принцессой, которая была по сути королевой эльфов но не считалась таковой только в силу того обстоятельства, что у эльфов не были приняты официальные браки и вообще монархическая форма правления, Иоланта куда больше интересовалась отношением Гвеннелинны к ратному делу. Как и все эльфы принцесса была отменным стрелком из лука, но дальше, чем охота на пернатую дичь, в основном рябчиков и куропаток, это не заходило. Женский эльфийский лук был совершенно непригоден не то что для убийства врага, а даже для охоты на более крупную дичь вроде зайцев и то, что Исилиэль погибла на охоте, явилось чистой случайностью. Она просто попала под стрелу промахнувшегося охотника-орка. Точно так же и её холодное оружие было всего лишь деталью туалета и принцесса даже не помнила, когда она в последний раз вынимала меч из ножен.
Эльфийки были самыми обычными домохозяйками, великолепными мастерицами, поэтессами, композиторами и художницами. Ну, и ещё они были страстно желаемы всеми мужчинами Адамминена без исключения. Даже в Иоланте, когда она лёжа на мягком мху, покрытом шелковым покрывалом, беседовала с принцессой Гвеннелинной и её подругами, вдруг, проснулось то, что она испытывала на Ильмине по отношению к Эльзе и она едва сдержалась, чтобы не обнять эту красавицу и не поцеловать её в губы. Похоже, что принцесса догадалась о её чувствах и тотчас завела речь о магии. Иоланта, будучи дочерью магов в Бог весть каком поколении, знала досконально, что это значит, быть женщиной-магом и потому смогла ответить на все вопросы и даже рассказала ей о таких вещах, о которых без неё не смогли бы догадаться ни её любимая Эльза, ни даже Анна-Лиза. Явилось это откровением и для принцессы Гвеннелинны.
Когда эльфийка узнала о том, любая магесса уровня Верховного мага может разжечь в душе своего возлюбленного пожар невиданной силы и поддерживать его сколь угодно долго, всякий раз поражая того новизной чувств и тем самым не давать ему пресытиться, она тотчас решила всё для себя раз и навсегда. Ну, а то, что двум магам не дано вступить в законный брак её полностью устраивало. Так было и раньше и единственное о чём она сожалела, так это о том, что их с Ардонадаром любовь если не угасла совсем, то стала просто формальностью и она сомневалась в том, что дело тут в старости. Принцесса Гвеннелинна не смотря на то, что прожила в двух мирах более двадцати трёх тысяч лет, не считала себя старой и потому каждое утро просыпалась с ожиданием какого-нибудь нового открытия. Тем не менее ей было очень приятно узнать, что магия способна вернуть её душе свежесть юной, семнадцатилетней девушки.
Напиток познания принцесса Гвеннелинна выпила с такой решительностью, словно хотела стать рыцарем Света, а не Верховным магом-домоседом, что было большой редкостью. Но именно об этом она и мечтала, - найти в мирах Золотого круга такое место, в котором смогла бы обустроить для своего возлюбленного прекрасный дом в лесу и ждать его сидя у окна с каким-либо рукодельем в руках, чтобы после того, как тот вернётся совершив великие подвиги, наполнить его душу такой радостью, после чего он, отправившись куда-либо, считал часы и минуты ожидая встречи с ней. Естественно, что при этом она хотела сделать это не в одиночку, а вместе со всеми остальными эльфийками. Этим принцесса Гвеннелина напомнила Иоланте их прелесть Элечку, ведь та тоже изливала на неё и Кира целое море любви из своих синих глаз и о ней были все её мысли, когда она не то что отправлялась с мужем и своими друзьями на очередное задание, а просто выходила из их замка на Ильмине в парк.
Когда Иоланта познакомилась с принцессой Гвеннелинной поближе и та рассказала ей о своих чаяниях и сомнениях, она самым решительным тоном сказала, что если того потребуется, то она лично упросит мастера Аструала сотворить для эльфов на другой половине Астриума, которая представляла из себя огромный склад способный вместить в себя пол Вселенной, новый мир полный чудес или в крайнем случае предложит ему сделать к Астриуму пристройку и мастер Аструал будет проводить в их лесном королевстве всё своё свободное время. Видя недоверчивую улыбку на лице эльфийки, Иоланта немедленно принялась приводить ей доводы: