Черный Истребитель

– Ой, Саш… это рассказать - я не знаю, получится или нет. Это надо испытать. Ну, система управления так сделана, что ты и машина - это одно. Тебе больно, если в нее попадают. Попали по крылу - ты это чувствуешь так, как будто тебя в руку ранили. И это ты летишь. Ты, а не машина отдельно. Ты все видишь, в голове, а не на приборах. Такой спектр ощущений, цветов, запахов, звуков… для этого просто слов нет в русском языке. Ибо ощущений и цветов нет. Вот, слушай песенку. Как раз на эту тему.

Танька взяла гитару, осторожно коснулась ладов, вспоминая сложную мелодию.

Не знаю слов -

Не подобрать

Из лексикона.

Нет термина руке,

Приравненной к крылу,

Нет термина для звука

Ветра

На губах,

И нет закона,

Что подтвердит:

Разбившись - не умру.

Умру -

От старости, болезни, катастрофы,

А в небе -

Сброшу кожу, как змея,

Останусь ветром,

Градом,

Снегом,

Штормом,

Всем тем, чему

Слов подобрать нельзя.

Нет терминов -

Не стиснуть в рамках слов

Цвета

И звуки

В единеньи с небом,

Стальной

Брони

Чувствительность и дрожь.

Она подобна

Телу - но без кожи,

Но только в миллионы

Раз

Живей.

Не высказать

Словами

Вкус зари,

В которую врываешься

На полной,

Горит заря -

И ты зарей горишь,

Ее огнем,

Но - неуместно слово «больно».

Слияние

В маневре на двоих

Не запихнешь в эротики

Стандарты,

В нелепость слов,

В увертки.

Не любовь - единство

Бытия,

Безжалостная

Радость

Переплавки,

Сливающая двух

В единый сплав…

Нет терминов

Для уходящей

Ввысь

Безумной радуги

Пятнадцати оттенков,

Для капли

На крыле,

Для смысла «вверх» и «вниз»

В контексте

Птицы, падающей в небо.

Слова -

Тошнит словами,

Но

Нет слов,

И терминов,

И параллелей нет,

И врет ассоциаций ряд,

А образы нелепы.

И только небо,

Сумрачное небо

Смеется

Над попыткой

Рассказать…

– Вот примерно так… - она еще раз взяла последний аккорд.

Саша потер ладонями глаза и лоб. Вид у него был какой-то наполовину загипнотизированный.

– Ты здорово поешь. У тебя песни - как фильмы. Слушаешь - а какие-то картинки перед глазами.

Танька польщенно улыбнулась:

– Я стараюсь. Я рассказываю криво, а когда стихами выражаю - иногда ничего так получается.

– А все-таки, попробуй что-нибудь еще рассказать словами. Хоть криво, хоть как. Какую-нибудь историю.

– Историю? Хорошо. Только это будет невеселая история. На одной из пограничных планет штурмовики Олигархии устроили показательную акцию устрашения. Подчистую разнесли единственный крупный город. А они работали куда страшнее нас. Мы просто убивали - они убивали так, что нас тошнило. Зачем туда притащили нас - вопрос к эсбэшникам, ну, службе безопасности, и психологам. Наверное, просто посмотреть, чтобы злее были. Нас - это два крыла [6]. В частности, мою и еще одного офицера эскадрильи. Был такой дядя, мы с ним друг друга еще с летной школы знали. И, надо сказать, друг друга терпеть не могли. Без особых поводов - просто так с молодости повелось. Не то чтобы завидовали друг другу или ссорились, но обходили друг друга стороной. А у него в пилотах был молодой еще совсем мальчик. Несколько лет, как пришел в Корпус. В Корпус, кстати, брали только имперскую аристократию. Для остальных были прочие возможности, но Корпус «Василиск» - только для дворян. И только для тех, кто при этом по остальным параметрам проходит. Короче, никто не знает, зачем понесло родителей этого мальчика на планету-форпост. И в СБ об этом не знали.

Танька замолчала, сжимая и разжимая кулаки.

– Ну, наверное, все-таки действительно не знали. Потому что они сволочи, конечно, но всякому сволочизму есть предел. Должен быть. В общем, нас высадили посмотреть на это все. Мы посмотрели. Меня стошнило, честно скажу. Это после всего, что я видела и делала. А этот мальчик… он посмотрел на свой дом. На то, что от него осталось. И на то, что осталось от его семьи. Он ничего никому не сказал. Он вернулся на базу. Тот офицер, он в него не вглядывался, у него своих впечатлений хватало, и мы все были бледно-зеленые от этих самых впечатлений. А мальчик каким-то чудом добыл очень тяжелые наркотики и покончил с собой.

Танька опять замолчала, стараясь дышать размеренно. Ее трясло мелкой дрожью, как всегда, когда она вспоминала эту историю. История была когда-то давным-давно, но для нее она всегда была рядом, за правым плечом.

– Ты понимаешь, такого никогда не было. Ни до, ни после. Обойти контрольные цепи имплантов - это нереально. Ты не можешь застрелиться, отравиться, с небоскреба спрыгнуть, машину разбить. Просто - не получится. А у него - получилось. Это был шок почище того города. И когда все выяснилось, оказалось, что виноватым сделали его командира. Дескать, у него была информация по всем своим, и он должен был ее учесть. От него все наши отшатнулись. Получилась такая мертвая зона вокруг него. И мне это показалось такой подлостью… в общем, одна я с ним и беседовала. Долго. И мне удалось его напоить. А потом мы устроили большой и красивый погром. Это уже было нормально. И еще я очень хорошо погрызлась с другими офицерами и даже с Полковником. Я никогда не умела читать пропагандистские речи, но тут я их убедила. И перед ним даже извинились. Потом. Когда нас из изолятора выпустили. Такая вот сказочка.