Черный истребитель

— Ну, пришел бы за мной Скиннер, я бы ему все и рассказала.

— Если бы дожила до этого момента. В КПЗ с людьми могут происходить самые разные вещи. Особенно, если у них такие добрые друзья в воровском кругу.

— Тоже вариант, — согласилась Танька.

— Это только вариант… — усмехнулся Саша. — И не факт, что имеющий отношение к реальности. Когда бдительность мальчиков Маршала у моих квартир поостынет, возьмем одного побеседовать. Там и разберемся. А пока — еще два дня отдыха.

— Погоди. А ты тогда тут при чем? С чего он взял, что я тебе расскажу про Империю и про себя, и про него? Я ведь не совсем чокнутая, я на улице речи об этом не толкаю. Ты сам начал расспрашивать. А то я бы молчала, как пленная партизанка!

— Поэтому я и говорю, что это — только вариант, да и то не самый лучший. И вообще, Тань, иди спать! Сказано же — отдых. Расслабься ты хоть на один вечер!

— Да я не умею в деревне расслабляться… — развела руками Танька, поднимаясь и забирая свой плед. — Ни порисовать, ни в Интернете посидеть. А спать для меня еще рано.

— Иди, иди… а то я тебя быстро в сонное состояние приведу!

— Гхм? — наивными глазами посмотрела на него Танька.

— Не «гхм», а рауш-наркоз. Учили вас этому на вашем фармацевтическом?

Танька почесала в затылке.

— Это когда деревянным молотком вместо обезболивающего?

— Сойдет и табуретка, — показал глазами на оную табуретку под столом Саша.

— А я то уж подумала… — разочарованно протянула Танька.

— Иди, иди. Не буди в молодом здоровом мужчине голодного зверя.

— А как же твоя девушка? — подмигнула Танька. — Уши не оборвет?

Саша задумчиво посмотрел на нее.

— Вот уж понятия не имею… не проверял пока. Брысь!

Танька поплелась в свою комнату, пошарила по книжным полкам. Нашлось что-то старое, «Роман-газета» с повестью Пикуля о каторге на Сахалине. Не самая интересная для Таньки тематика, но часа на четыре журнала должно было хватить. А там, глядишь, и спать захочется. В холодильнике нашлось еще пиво. Открыв бутылку зубами — открывашка лежала в комнате Саши — Танька залегла на постели с книгой в одной руке и бутылкой в другой. В целом было уютно, впрочем, пиво скоро кончилось, и роман-газета тоже кончилась, хотя и не так быстро. Сна, разумеется, ни в одном глазу не было. Гитара стояла в углу, но шуметь не хотелось.

Танька ворочалась с боку на бок, и настроение ее неуклонно портилось. Опять лезла в голову всякая гадость навроде «мальчиков кровавых в глазах». И, что самое печальное, у нее были основания предполагать, что это теперь надолго, если не навсегда. Она знала за собой такую черту — если уж что-то в мозгах застревало, то застревало намертво, с концами. А застревало обычно самое плохое. Танька попыталась вспомнить что-нибудь приятное из общения с Герцогом. А вспоминать-то было почти нечего. Всего-то неделя. Разговоры, песни, занятия любовью. Зачем она уехала? Кто ее выгонял? Герцог не из тех людей, которые уговаривают. Но и не из тех, кто согласится держать ее при себе из жалости. Впрочем, уже поздно.

Поздно…

И жалеть уже поздно, и исправить уже ничего нельзя.

И забыть не получается.

И заснуть…

Половицы скрипнули, Танька подняла глаза на звук. На пороге стоял встрепанный Саша, нелепо замотанный в плед. Вид у него был сильно помятый, а вовсе не выспавшийся.

— Что, опять? — уже привычно спросила Танька. Саша кивнул, прошел и сел у нее в ногах.

— И когда это кончится? — скорбно вопросил он.

«Никогда!» — хотела ответить добрая девушка Таня, но вовремя прикусила себе язык. Правду сказал Скиннер, или соврал, но если бы не она, Саша мог бы спокойно спать по ночам. Возможно, даже с любимой девушкой.

— Тебе, наверное, нужно разбираться дальше. Пытаться вспомнить что-то другое, — подумав, сказала она.

— Вспоминать? — фыркнул Саша. — Да у меня полная голова всяких сведений. В том числе, приятных и симпатичных. Только они мне ночами не снятся, вот досада!

— Ну, вспомни что-нибудь менее приятное. Такое, что сильно задевает…

— Поменять шило на мыло?

— А что делать? Привыкай, — вздохнула Танька. И не удержалась: — Вот тебе и «фантастика». Это не «фантастика», это гораздо хуже. Звучит очень вкусно — обнаружил, что ты не только мальчик Петя Сидоров, но и в прошлой жизни — крутой спецназовец в могучей армии великого государства. Кажется, все зашибись? Море по колено, горы по плечо? Как бы не так! Наоборот. Во-первых, если ты тут ничего не умеешь, то можешь головой о стенку биться, но не научишься хотя бы хорошо драться, пока не пойдешь в секцию и там все синяки не соберешь.

— Ну, это-то и ежу понятно, — усмехнулся Саша.

— Это — да. Но это мелочи. В конце концов, захочешь повторить карьеру — пойдешь и научишься. Саш, самое худшее — другое. Ты делаешь шаг, ты начинаешь в это верить, и ты начинаешь говорить про себя «я». Не он там, а я тут. Все — одно-единственнное твое я. И ты становишься этим «я». Делаешь такой маленький шаг с тротуара — а там пропасть, а не шоссе. Ты уже не человек этого мира. Тебе двадцать пять — а у тебя опыт двух с половиной тысяч. Твой. Весь — твой, такой же, как то, что ты вчера ел яичницу.